Читаем. Из стихотворений Сергея Юрского
В детстве актер Сергей Юрский мечтал стать клоуном, но родители раскритиковали его мечту. По их настоянию он поступил на юридический факультет. Однако Юрского не покидало ощущение, что это не его судьба.
В результате он бросил юридический факультет и поступил в театральный институт. Благодаря этому мужественному решению мир получил прекрасного актёра.
А ещё Сергей Юрский был романтиком он не только блестяще исполнял чужие произведения, но и писал свои замечательные стихи.
Дома
пространство расчерчено рамой окна
а время не ограничено
вот так органично доходишь до дна
самого самого личного
***
Все начнется потом, когда кончится это
Бесконечное, трудное, жаркое лето.
Мы надеемся, ждем, мы мечтаем о том,
Чтоб скорее пришло то, что будет потом.
Нет, пока настоящее не начиналось.
Может, в детстве, ну, в юности — самую малость,
Может, были минуты, ну, дни, ну, недели
Настоящее будет потом. А на деле
На неделю, на месяц и на год вперед
Столько необходимо ненужных забот,
Столько мелкой работы, которая тоже
Никому не нужна. Нам она не дороже,
Чем сиденье за скучным и чуждым столом,
Чем мельканье чужих городов под крылом.
Не по мерке пространство и время кроя,
Самолет нас уносит в чужие края,
А когда мы вернемся домой, неужели
Не заметим, что близкие все почужели
Я и сам почужел. Мне ведь даже не важно,
Что шагаю в костюме неважно отглаженном,
Что ботинки не чищены, смято лицо,
Что на встречных — на женщин! — гляжу с холодцом.
Это — не земляки, а прохожие люди,
Это все — к настоящему только прелюдия.
Настоящее будет потом. Вот пройдет
Этот суетный, мелочный, маятный год —
И мы выйдем на волю из мучавшей клети,
Вот окончится только тысячелетье!..
Ну, потерпим, потрудимся — близко уже:
В нашей несуществующей сонной душе
Все уснувшее всхлипнет и с криком проснется!
Вот окончится жизнь — и тогда уж начнется
***
Целые годы моим жильём
были гостиницы и поезда
Мне странно,
Мне так это странно:
Я иду по шикарному коридору,
В руке моей дымит папироса.
Я ключом отпираю дубовую дверь.
Это я Неужели
Как странно.
Ведь это всё атрибуты взрослого,
Уверенного в себе человека.
Мне странно.
Мне так это странно.
Я целую замужнюю женщину,
У меня помада на подбородке.
Я провожаю её, притворяясь,
Будто я совершенно взрослый.
Будто я не стесняюсь её дочки,
Которая называет меня дядей.
***
Конец романа
М.Я.
Метелица, метелица
Опять метёт с утра.
Не верится, не верится,
Что ты — уже вчера.
В окне снежинки бесятся,
Зовут в пустую новь.
Три самых холодных месяца
Морозили нашу любовь.
***
В метели скрылись навсегда
Огни последнего вагона.
Я позабыл про поезда.
И, словно белые погоны,
Легли на плечи мне снега.
Сергей Юрский. Стихи. «Ритмы дороги», «Ритмы отчаяния», «Ритмы девяностых»
Про следующую часть, «Ритмы дороги», Юрский пишет: «Сейчас я удивляюсь во всех стихах дорога, да дорога. А что удивляться В Ленинграде попросту ни на что не оставалось времени. А в дороге в дороге другое дело. И стук колёс, и ожидание в аэропортах Подумать только более 180 городов только в Союзе. Да не по одному разу в каждом. Конечно, дорога. И удивляться нечему».
«Красная Стрела»
На верхней полке вы повисли.
Сосед усталый гасит свет.
Из темноты примчались мысли.
Вагон скрипит. Покоя нет.
И километр за километром,
Поднявши память на дыбы,
Верчу обратно киноленту
Моей узорчатой судьбы.
С тобой встречи с этой с той
Работа, счастье, муки, пот
А вот кусок совсем пустой,
Смотри-ка это целый год!
Как много грустных эпизодов.
Слёз море, радости река.
Изжога. Не спросить ли соды
Должна быть у проводника.
Полез рассвет сквозь щели в шторах.
Я в полумыслях, полуснах.
Я очень часто езжу в скорых
Удобных, мягких поездах.
/1960 год/
Бред 3
С надеждою и верою
плыву по морю серому
и взмахами тяжёлыми
гребу густое олово,
и с болью исступления,
с разбитыми коленями,
с ослабшими плечам
плыву через молчание,
а там, на горизонте,
огромный яркий зонтик
колышется и дразнит
и обещает праздник.
А ещё есть раздел «Мелодии песенок», в него попало одно из самых моих любимых стихотворений, с посвящением Ие Савиной:
Восемь строк
Песенка
Как, изменяя, мы требуем верности,
Как, извиняя, страдаем от ревности,
Как из уюта стремимся в дорогу,
Как, уходя, забываем о многом, —
Так, изменяя, с нас требуют верности,
Так, извиняя, страдают от ревности,
Так из уюта стремятся в дорогу,
Так, уходя, забывают о многом.
/1962 год/
И «Ритмы отчаяния» с невесёлым предисловием оканчивающимся вот так: «И на двадцать два года впал я в уныние. И если рождались в душе мелодии они были унылы. Двадцать два года целая жизнь. Только после этого тягостного срока пришло понимание, ощущение, признание, что, при любых обстоятельствах, уныние грех».
***
Прощаюсь, прощаю, прощенья прошу,
Всё заново, всё надо заново.
Тема исчерпана, я ухожу,
И ничего в этом странного
Нет.
Забыть про заслуги,
Оставить потуги,
Попытки усилием лёгкость вернуть.
Велением Бога
Другая тревога,
Неясный, но избранный путь.
Что было, то было черта перелома.
Прощаюсь, прощаю, прощенья прошу.
Всё вижу, всё помню, ах, как всё знакомо,
И всё-таки я ухожу.
Пытаюсь душою постигнуть былое
Теперь это можно оно за чертой.
Наташа со мною, а всё остальное
Уже не со мной.
Предчувствую тяжесть несозданных храмов,
Страшусь обновленья и всё же спешу
Оставить ушедшее. Милая мама
Прощаюсь, прощаю, прощенья прошу.
Теперь надо вслушаться в новые зовы,
И вскроется заново то, что знакомо,
Меняю покровы, меняю основы.
Восьмое июля черта перелома.
/Восьмого июля 1971 года в Ленинграде умерла мама Сергея Юрского, в тот же день, что и его отец, только через 14 лет/.
Есть ещё «Каспийский берег» и «Ритмы чужбины», и «Комедия, господа, чистая комедия!», и «Ритмы девяностых», когда актёр и поэт «очнулся в другой стране, в другом возрасте, среди абсолютно изменившихся людей. Депрессия миновала. Я заново входил в мир, и мы с удивлением смотрели друг на друга».
Рейс Москва New Yor
Говорят, что стыдно писать в рифму.
Говорят, что пора создавать фирму.
Что ли мир закрутить волчком
Иль в сторонку, в сторонку бочком
Всё более свободные люди
но всё более дальние дали
летят в одиночку и целыми компаниями
самолётами самых разных компаний.
Мы граждане высвобождающейся страны третьего мира
летаем во второй мир,
а иногда
и в первый!
Жж-жж-у-у! Пересекаем Атлантику.
За окошком не меркнет свет.
Третий раз принесли обед.
А выпито, выпито сколь!
На десятом часу в блёв.
В кофе просыпана соль.
Рёв турбин, рёв турбин, рёв.
Агу! На другом континенте!
Время уже монреально.
Пришли недобрые молодые няни
«С мест не вставать! Привязаться ремнями!»
Прощально и напоследок
Туалетная хлопнула дверца.
Снижаемся жж-жж-у-у! А всё же
Не бурно, без взбрыка, а так полулёжа,
прикрывши глаза, без особой надёжи
серенькой мышкой нью-йоркнуло сердце.
За год налётываю тысяч сорок
целый экватор! Другие больше
(мотыльки, например, вокруг ночного фонаря).
Подумайте только сорок тысяч!
Так что, совсем уж откровенно говоря,
всех нас, путешествующих ночами и днями,
надо бы не привязывать ремнями,
а этими ремнями высечь.
А заканчивается книга удивительным, невесомым, лиричным стихотворением, посвящённым жене актёра Наталье Теняковой.
И дольше века длится день,
И не кончается объятье. /Б. Пастернак/
***
И вправду кажется, что дольше века
наш длится день. Подумать, как давно
я вышел после нашей первой ночи
в асфальтовое море на Светлане,
я обернулся, голову задрал, увидел
ты явилась на балконе
в рубашке белой длинной. Странный танец
исполнила ты там, на высоте:
летали руки, быстрые пробежки
на маленьком бетонном пятачке
казались лёгким радостным круженьем,
а голова была закинута вот так
прощалась ты со мной и с этой ночью.
Аккомпанировала танцу тишина,
гуленье голубей
и первого автобуса урчанье.
Тогда сказал я сам себе, что не забуду,
что бы ни случилось, я этот танец,
полный доброты,
прощанья, и прощенья, и призыва.
Вот век прошёл (да, кажется, что век!),
мы многое с тобой перешагнули,
немало создали, так много потеряли
и сами начали теряться в этом мире.
Я забываю имена и адреса,
и лица, и сюжеты прежних пьес,
по многу сотен раз мной сыгранных,
я забываю даже,
зачем я начал этот путь,
чего желал, чем клялся, с кем дружил
забыл, забыл
но на суде,
на Страшном, на последнем,
когда мне скажут ну, а что ты можешь
сказать в свою защиту я отвечу:
Я, знаете ли, многим грешен, но
(вам это, может быть, неважно, непонятно)
я, знаете ли, я не позабыл
и никогда не забывал, как та,
что стала в будущем моей женой,
и родила мне дочь, и прожила со мной
всю грусть и прелесть этой быстрой жизни,
так вот я не забыл, как ранним утром
она в пустынном городе лишь мне рукой махала
и танцевала радость на балконе.
Доброе утро, друзья мои !
Счастливого дня и спокойного вечера.
Желаю сил, энергии, удачи во всех ваших делах.
