Мир красоты
К вечеру дома стало нестерпимо жарко, старые стены нагретые июльским солнцем в течение дня, теперь щедро отдавали тепло. «Баб Аль, пошли во двор, на бревне посидим.» — позвала Алинка обмахиваясь газетой как веером. Алевтина пошла за внучкой тяжело переставляя ноги, невольно любуясь девчушкой. Шестнадцатилетняя Алинка, легко сбежала с крыльца, постелила на бревно, что служило им лавочкой, покрывало и заботливо усадила бабушку.
Алевтина любила эти летние вечера, когда они сидели вдвоём, болтали и наблюдали как солнце медленно садится за крышу старого сарая. Но сегодня их уединение нарушила подруга Алины, Юля. Девчонки тут же, начали обсуждать свои дела, в которых Баба Аля ничего не смыслила. Тыча пальцами в телефоны, они что — то показывали друг другу, заливаясь молодым весёлым смехом.
«Смотри, что мне Никита подарил на днюху!» — сказала Юля. «Ваууу, — протянула Алинка глядя на экран смартфона. «А мне, вот, Илья просто так подарил!» — не осталась она в долгу. Юля недовольно хмыкнула, глядя на фото роз: «Три цветочка, мог бы и побольше купить!» «Бабуль, а тебе что дарили такого, запоминающегося» — спросила Алина. «Жизнь у меня была длинная, — отозвалась бабушка, — много всякого было, но самый запоминающийся дар, это охапка обычных полевых ромашек…»
На войне любят иначе, там все чувства как оголённый нерв, ведь всё может быть в последний раз, когда вокруг свистят пули. Тогда всё было не так, как сейчас, другие ухаживания, другие подарки… Я была санитаркой в передвижном госпитале, возрастом как вы сейчас. Была у меня тайная любовь, старший лейтенант, звали Павел. Я молчала о своих чувствах, он смотрел иногда на меня долго и внимательно, вот и всё что между нами было. Некоторые торопились любить, бросаясь в омут чувств, а некоторые наоборот не заводили отношений, ждали конца войны. Да и командование не одобряло этих романов, вот и посматривали мы с Павлом друг на друга, но на большее не решались. Я мучилась, всё думала, может кажется мне, что он ко мне неравнодушен, может сама себе всё выдумала.
А однажды он принёс мне охапку ромашек, это было как молчаливое признание в любви. Я поставила их в ведро и весь день любовалась ими, это было больше чем цветы, это было обещание, признание и надежда. А тем временем начались бои и стало не до цветов и любви. У меня весь день сердце было не на месте, ведь где — то там он рисковал своей жизнью. Предчувствие беды не оставляло меня и как выяснялось не напрасно. Какой — то молоденький солдатик разыскал меня в госпитале и отводя глаза в сторону и заикаясь сказал: «Павла б — больше нету… Его там хоронят, беги попрощайся.»
Я не помню сколько бежала за ним, но мне показалось вечность. Мы опоздали. Хоронили тогда быстро, не было времени. Теперь вместо Паши остался холм свежей земли. Я не понимая что делаю, нарвала полевых цветов и положила на этот холм. Это было моё ответное признание. Солдаты стояли опустив глаза, все всё знали, хоть мы и молчали о своих чувствах. Так вот бывает, но времени придаваться горю не было, я как в тумане вернулась в госпиталь.
А ромашки всё так — же стояли в ведёрке, свежие и живые, а их дарителя уже не было с нами. Это было всё, что у меня осталось от той первой и чистой любви. Я потом засушила в книге, несколько цветков и хранила как свою так и не начавшеюся любовь, не сказанные слова и непрожитую вместе жизнь. Уже после сорок пятого года, я приезжала в те края, чтобы найти где лежит Паша. Но ничего не вышло, всё было перекопано изуродовано воронками и невозможно было найти то место, а вокруг цвело целое поле ромашек, как ковёр… как одеяло для моего Паши. Позже, твой дед Алинка, красиво ухаживал за мной тоже дарил цветы. Но на всю жизнь мне запал в душу тот Пашкин букет.
Тем временем, солнце завершив свой путь нырнуло за сарай, оставив на небе лишь розовые полосы, Алину тронул рассказ бабушки и сумерки скрыли её заблестевшие глаза. А Юлька лишь пожала плечами: «У вас же ничего и не было Я не понимаю почему вам так дались те ромашки…» «Дай Бог Юля, тебе никогда этого не знать и не понимать.» — ответила Баба Аля.