Со школьной скамьи каждый знает имена Егорова и Кантарии, которые водрузили знамя Победы над Рейхстагом. То, что третьим был Алексей Берест, власти не афишировали. Хотя и не скрывали.

Есть четыре документальных фильма, где сослуживцы Алексея Прокофьевича рассказывают, как это происходило. Юрий Галкин, работавший в Центральном архиве Министерства обороны, отыскал документы, подтверждающие этот и другие факты из жизни Береста, и выпустил брошюру «Народный герой — Алексей Берест». Интересно, что когда она вышла, автора уволили из архива.

В книге же рассказывается, что ещё в апреле 1945 года маршал Жуков издал приказ о проведении операции по водружению Знамени Победы, которая была поручена 2-й гвардейской танковой армии. Было изготовлено 9 знамен — по числу воинских соединений, 756-й стрелковый полк, где служил Берест, обладал стягом № 5. Знаменосцами назначили Михаила Егорова и Мелитона Кантарию, ради выполнения этой миссии их даже освободили от участия в боях за Рейхстаг.

«Когда знаменосцы вышли первый раз, то в темноте не нашли ход, и командир батальона приказал Бересту идти с автоматчиками, — рассказал Юрий Галкин. — Из-за артобстрелов лестница была разрушена, воины образовали живую лестницу. Нижним был могучий Берест, по нему взобрались остальные. На крышу Рейхстага Егорова и Кантарию он вынес буквально на своих плечах. Вышел первым, чтобы обезопасить установку знамени, привязал его солдатским ремнем к ноге коня скульптурной группы, потом и остальные присоединились».

За эту операцию Егоров и Кантария были награждены орденами Красного Знамени, позднее им присвоено звание Героя Советского Союза. А Береста награда обошла. Как и почему – существует масса версий.

«По моему мнению, это началось, когда он после капитуляции получил ранение и был в госпитале. Он один из тех немногих, кто участвовал в четырёх важных исторических событиях, связанных с Рейхстагом: в штурме здания, в бое внутри него, водружении знамени и переговорах. Только за одни переговоры ему должны были две звезды дать. Мне кажется, причина в том, что не генерал, а лейтенант был парламентёром», — считает документалист Юрий Галкин.

Берест-парламентёр

Бои за Берлин шли жестокие, хотя уже было ясно, кто победит, и кровопролитие решили прекратить — провести переговоры с офицерами, засевшими в бункере. Немцы выдвинули условие: в них должен участвовать генерал, в крайнем случае полковник. Пробраться же на территорию, простреливаемую насквозь, было крайне сложно. Тогда комбат предложил Алексею, который отличался манерой держаться с достоинством, надеть форму полковника.

«Я часто спрашивала у отца: ты же знал, что конец войне, что шансы вернуться назад малы, почему пошел — вспоминает Ирина Алексеевна. — Он объяснил: «Наверное, судьба. Хотя страх был, не верь, что люди не боятся, они не роботы». Он знал, на что шел. У него была прострелена фуражка — у эсэсовца нервы не выдержали. Потом, когда гарнизон начал сдаваться, тот первый положил пистолет у его ног».

Ещё об одном интересном факте из жизни Алексея Береста рассказала его дочь. Когда шли бои за Берлин, он увидел подростков возле груды камней. Рядом лежали фаустпатроны и стоял немецкий священник.

«За спиной отца солдат поднял автомат и хотел прошить очередью, но отец успел перехватить его руку. Священник упал на колени, обнял сапоги отца и объяснил, что они ни одного патрона не использовали, их сюда привели под дулом автомата. Немецкий журналист Карл Кокошко, сын антифашиста, потом разыскал этих подростков — до конца жизни они молились за советского лейтенанта.

Как водружалось знамя Победы

В зале ростовской киностудии темно, в тишине шелестит старая поцарапанная пленка. На экране — кадры военной хроники, воспоминания участников взятия рейхстага. Это фильм «Знамя Победы», он так никогда и не увидел свет. Слишком отличалось то, что рассказали его герои, от общепринятой легенды. Единственная копия фильма существует в личном архиве режиссера Романа Розенблита.

— Я собрал пять человек, участников той бойни, на даче Сталина в Сухуми, — рассказывает режиссер, — они приехали из разных концов страны. Командир дивизии Василий Шатилов, первый комендант рейхстага Федор Зинченко, командир батальона Степан Неустроев, командир роты Илья Сьянов и полковой разведчик Мелитон Кантария. В этой группе было такое внутреннее напряжение, что с ними рядом тяжело было находиться. Я усадил их в гостиной за большим столом. «Вы прошли всю войну, брали Берлин. Невозможно предположить, что кто-то из вас чего-то боится. Время уходит, вас остается все меньше. Уже Береста нет в живых, погиб Егоров. То, что вы сейчас скажете, навсегда зафиксирует пленка». Вот так мы поговорили перед съемкой.

Стрекочет проектор. Благодушно, но очень осторожно, заученными фразами, говорит Шатилов:

— В 13 часов 30 апреля наша артиллерия открыла огонь по рейхстагу. Канцелярию били так, что 30 минут земля дрожала. А потом поднялась пехота и пошла на штурм. Знамя Победы было вручено Зинченко.

Говорит полковник Федор Зинченко:

— Я подозвал Егорова и Кантария к окну. Видите купол Вот там должно быть знамя.

Как будто исповедуется Неустроев:

— Чтобы было надежно, решили послать Береста. Он дойдет обязательно — мощный, сильный, волевой. Если что случится с Егоровым и Кантария, он доберется.

Нервничает и сбивается Кантария. Ни он, ни Егоров никогда не упоминали имя Береста. Только сейчас Кантария, когда напротив сидит Неустроев, пославший их к рейхстагу, вытягивает из себя:

— Нам сказали — знамя прикрепите к колонне. Через некоторое время была поставлена другая задача — Бересту, мне и Егорову пробираться на купол рейхстага. Задача Береста — охранять Егорова и Кантария. Мы пробрались на крышу. Показали знамя, чтобы все видели. Он до конца прошел с нами.

Вот так впервые было названо имя Алексея Береста.

— Эта история до сих пор как натянутая струна, — говорит режиссер фильма, — борьба за славу, самолюбие сильных мужчин, исторические ошибки, намеренные и случайные, — много здесь всякого сплелось.

Ночь с 30 апреля на 1 мая

Говорит комбат Степан Неустроев:

— Помню, как кричал командир 756-го полка Зинченко: » Где знамя Не на колонне оно должно быть. Наверх надо, на крышу рейхстага! Чтобы все видели!» Через некоторое время бойцы вернулись подавленные — темно, нет фонарика, не нашли выход на крышу. Зинченко матерился так, что стены дрожали как при артобстреле.

Прошло больше часа. Думали, все: нет никого в живых. И вдруг видим: на фоне стеклянного купола рейхстага пляшут трое. Понятно, что не от радости. Просто, если двигаешься, меньше вероятности попасть под пулю. А со стороны казалось, что солдаты наверху исполняют какой-то бешеный нервный танец.

Звезда комбата

Берест не любил смотреть фильмы про войну. Говорил коротко — брехня. Даже кадры хроники взятия рейхстага — постановка. Фронтовому оператору выделили несколько подразделений, и они по команде воспроизвели примерную картину взятия фашистской канцелярии.

Знамен победы было несколько. На штурм рейхстага шли девять дивизий, и в каждой из подручных средств было сооружено алое полотнище на древке.

— Стеклянный купол рейхстага светился от взрывов, — рассказывал Берест своей дочери Ирине. — Крыша железная гудела как орган. Сверху видно было: весь Берлин горел. Я теперь точно знаю, как оно в аду. Если тебе скажут, что страшно не было, не верь. Мы прикрутили знамя ремнями к ноге бронзовой лошади на фронтоне. Подергали, решили, что не оторвется — и вниз.

В мае 1946 года был опубликован Указ о присвоении звания Героя Советского Союза офицерскому и сержантскому составу Вооруженных сил СССР, водрузившему Знамя Победы над рейхстагом. Алексея Береста в списке не было.

Эта загадка долго мучила комбата Неустроева, лично посылавшего его на задание. Только через двадцать лет Неустроев узнал, почему политрук остался не отмеченным. Крупный военачальник, член Военного совета фронта Телегин, участвовавший в подготовке указа, рассказал Неустроеву за рюмочкой коньяка, что свою роль сыграл в этом деле маршал Жуков. Он не любил политработников. Увидев в представлении Береста «замкомбата по политической части», он вычеркнул его из списка.

— Отца никогда не приглашали в Москву на парады, — рассказывает Ирина Берест, — но к нам каждый год приезжали его однополчане. Мы жили тогда прямо над котельной, в доме все время стоял шум, невыносимо пахло сгоревшим углем. Неустроев нередко высказывал отцу: «Что ты, Алексей, живешь в скотских условиях! У тебя даже телефона нет!»

А выпив, начинал каяться перед ним, снимал звезду с пиджака и вешал ее Бересту:

— Она твоя.

Отец говорил: — Оставь это, Степан…

Ему было неприятно, больно.

Арест

— В то время нужны были послушные герои, — говорит Ирина Алексеевна, — слишком он был ершистым, неуступчивым, тесновато ему было в мирной жизни. Он и женился, взяв жену с боем, чем навсегда покорил тещу. В госпитале, где папа лечился от тифа, мама работала медсестрой. Как-то раз он запер ее в ванной и сказал — не выйдешь за меня, застрелюсь прямо здесь. Когда его отправляли служить в Германию, он не захотел расставаться с молодой женой. В деревянном ящике провез ее через все границы. Поставил начальство перед фактом: «Вот я, вот жена!». Тем ничего не оставалось делать, как смириться.

Потом отец служил в Севастополе на корабле. Моряки сухопутных не уважают, а Береста приняли как своего.

После службы Береста направили в станицу Неклиновскую начальником местной кинофикации. И вот здесь произошло то, что едва не погубило всю семью.

Кассирша в подведомственном ему кинотеатре продала билеты, а деньги присвоила. Проверка нагрянула тайно вечером. Береста арестовали. На допросе следователь сказал ему, что надо, мол, еще разобраться, где ты был во время войны. Берест вспылил, сгреб его вместе с креслом и выбросил из окна второго этажа на улицу…

Мама нашла этого следователя в семидесятые годы, он признался: «Его надо было посадить, на меня давили сверху: либо он сядет, либо ты вылетишь с работы».

Без отца

Алексею Бересту дали десять лет.

После ареста под утро к нам домой пришел его друг:

— Спрячьте ценные вещи, придут — заберут все.

— У меня только двое детей, да вот еще коза, — ответила мама.

В Неклиновском архиве среди документов нашелся протокол обыска. В графе «Наименование и описание предметов» рукой следователя написано — нет ничего.

Семнадцать человек на суде подтвердили непричастность Береста к растрате. Однако его признали виновным.

Мать решила тогда, что она свое отжила. А раз она, то и мы вместе с ней. Мы залезли на печь, холодную, нетопленую. Мама укрыла нас одеялом, обняла. В студеной хате мы с братом пролежали, прижавшись к матери, три дня. Соседи заметили, что дымка над трубой нет, третьи сутки не открывается дверь и заподозрили неладное. Выломали дверь, а мы уже едва богу души не отдали.

Отец так ничего и не узнал об этом куске нашей жизни без него.

Берест писал в письмах домой:

«Сфотографируйтесь все вместе, я очень соскучился. Ты спрашиваешь, какой я здесь стал. Я стал очень спокойным. Чем страшнее, тем спокойнее я становлюсь».

— Освободившись, отец устроился на завод, казалось, что жизнь наконец-то налаживается, — продолжает Ирина.

Накануне дня рождения жены он, как обычно, пошел в садик за внуком. Домой вернулся только мальчик. Сказал: «Дедушку сбил поезд».

Увидев, что на рельсы упала девочка, Берест спрыгнул вниз, оттолкнул ребенка, а сам не успел. В день прощания люди принесли столько цветов, что ими был завален весь дом.

Родственники рассказывают, как однажды Карл Кокошко, собиравший воспоминания о войне, приехал в Ростов, чтобы расспросить Береста о боях за Берлин. Им пытались помешать встретиться. Тогда Карл дал по радио объявление, что ждёт Береста в гостинице.

«А отец пришел со смены, ужинал дома и услышал. Так состоялась встреча, потом он пригласил Карла домой. Жили мы тогда в доме барачного типа, под нами была угольная котельная — это даже не коммуналка — нора. После этого отца вызвали в КГБ: «Ты что себе позволяешь, мало того, что не известно о чём говорил, так ещё и домой пригласил, чтоб все видели, как живут освободители!», — говорит дочь Береста.

Звание героя ещё в пути

В 1995 году, когда ещё была жива жена Алексея Береста, семья получила письмо, помятое, грязное. В нём сообщалось, что Алексею Бересту посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. Семья отказалась.

«Неизвестно, чья это награда вообще, — объяснила свою позицию дочь командира. — Каждая имеет номер, та была без него. Подписана Сажи Умалатовой (тогда народный депутат СССР – прим. авт.) — она же не представляет правительство. Это был какой-то пиар партии, а не награда государства. Не хочу, чтоб кто-то на костях моего отца приобретал себе дивиденды».

Дочери героя было также обидно, что много лет в Ростове-на-Дону, где жил её отец, работал и погиб, не было достойного памятника. Стоял маленький на заводе «Ростсельмаш», но его не видели горожане. Ирина Алексеевна много лет добивалась установки памятника, и постепенно в разных городах они стали появляться. Дошла очередь и до Ростова-на-Дону: сначала на аллее славы появилась звезда героя, затем в кадетском корпусе был установлен бюст Береста, а к 70-летию Великой Отечественной должен был появиться, наконец, памятник. Но он оказался совсем не похож на героя, и решено было оставить его как памятник всем освободителям, а Бересту сделать новый. В 2016 году горожане собрали деньги, и скульптор Анатолий Скнарин отлил его из бронзы. 6 мая пятиметровую скульптуру торжественно открыли.

Многое из того, чего добивалась Ирина Берест, ей уже довелось увидеть воплощённым. Остались два момента, которые, по её мнению, полностью восстановят историческую справедливость в отношении её отца: на Параде 9 Мая, когда проносится Знамя Победы, должно звучать имя знаменосца Алексея Береста, а сам герой должен получить заслуженную награду.

В апреле депутаты Заксобрания Ростовской области обратились в комиссию при президенте РФ с предложением наградить Береста геройским званием посмертно в особом порядке.