Обесценить — это снизить ценность. Объявить неважным, малозначимым, не заслуживающим внимания.
С точки зрения психики, обесценивание — это защита, позволяющая избегать переживания определённых тяжёлых чувств.
К ней обычно прибегают в двух случаях:
1. когда иметь что-то ценное является опасным;
2. когда происходящее не влезает в актуальную картину мира, угрожая её целостности — то есть, по сути, тоже является опасным.
И, если второй вариант заметен, открыто агрессивен и ярко бросается в глаза — каждому хотя бы раз в жизни доводилось столкнуться с высказываниями типа «да ерунда это всё, перестань загоняться, будь проще — не усложняй» и прочим из того же репертуара, то первый — далеко не столь однозначен. И зачастую бывает незаметен не только со стороны, но и изнутри.
Эти истории берут своё начало в детстве с нарциссичными родителями, у которых одним из любимых видов спорта является отнятие у детей всего, хоть сколько-то для них важного. От вещей и занятий до отношений и достижений.
Отобрать, испортить. запретить, высмеять.
В общем, всячески сводить ситуацию к тому, чтобы единственной значимой для ребёнка фигурой, которую «уважают» — на самом деле, боятся, но холодные и жестокие люди не видят разницы — оставался сам родитель.
Пережив боль разрыва с тем, что было ценно и дорого, и собственное бессилие это дорогое и ценное защитить, один раз, другой, третий, десятый, ребёнок рано или поздно делает вполне предсказуемый вывод: иметь что-то ценное — значит подвергать себя постоянной опасности. Ценность — это то самое слабое место, в которое обязательно ударят. А если ничего ценного у меня не будет — то я стану практически неуязвим.
И тогда начинается планомерная внутренняя работа по обесцениванию. Вещи, занятия, отношения, достижения — всё в топку. Не ценить, не гордиться, не считать важным, не придавать значения. Тогда не будет больно, если кто-то решит эту ценность отнять — ведь я уже сам себя её лишил, собственными руками. Я не бессилен, нет, я управляю ситуацией — пусть даже таким, весьма своеобразным, способом. Это лучше, чем постоянный страх и постоянный риск.
Со временем оно обрастает рационализациями, как судно ракушками, принимая видимость «объективного взгляда на жизнь»:
— да что там мои достижения, мелочи, ерунда — у других-то вон чё…
— и какая важность в этих моих занятиях, бессмыслица полная — надо что-то такое, такое… сам не знаю, какое…
— ну что за ценность в этих отношениях, не идеальные же они, и вообще люди — опасные создания, неизвестно,ч то выкинут, лучше держаться подальше от них.
Печальная ирония судьбы в том, что со стороны всё это может быть очень похоже на ту самую нарциссическую холодность и жестокость — отстранённо-неласковое отношение к другим, бесконечная погоня за выше-дальше-быстрее, постоянное стремление всё и всегда сделать на пять… нет, лучше на десять…
Основное отличие от нарциссической зацикленности на себе-обожаемом-безупречном тут в том, что такие люди от своего способа жить — страдают. Они понимают — где-то очень в глубине души — что в жизни недостаёт каких-то важных вещей.
Близких и доброжелательных отношений. Возможности спокойно отдохнуть после напряжённой работы. Способности гордиться тем, что что умеешь делать хорошо. Вот только даже слов таких у них обычно в лексиконе нет. То есть, есть, но… не для себя.
И чаще всего об их страданиях никто не знает. Потому что рассказать о них лишь там, где есть уверенность, что тебя в ответ не пнут по больному.
От года и больше только работы на доверие и безопасность, да.
Елена Лукьянова
