Евлалия Кадмина – забытая гордость

евлалия кадмина – забытая гордость каждая эпоха восторгается своими кумирами. в конце хiх века бал правило искусство — россия того времени подарила миру целую плеяду выдающихся писателей, художников, композиторов. общество было настолько увлечено

Каждая эпоха восторгается своими кумирами. В конце ХIХ века бал правило искусство — Россия того времени подарила миру целую плеяду выдающихся писателей, художников, композиторов. Общество было настолько увлечено этим, что даже в крошечной провинциальной Калуге жители устраивали литературно-музыкальные вечера, чтобы пусть как-то приобщиться к господствующим в то время ценностям.

А популярность тогдашних оперных исполнителей сейчас сложно даже представить. Восторженные поклонники могли впрячься в карету вместо лошадей и сами отвезти своего кумира на концерт, а главными материалами газет становились статьи театральных критиков.

Одной из выдающихся героинь того времени можно назвать и нашу землячку. Её жизнь была подобна яркой комете — комете дивной красоты, как назовёт её впоследствии Анатолий Луначарский. Да-да: тот самый первый нарком просвещения.

1 октября 1853 года в двухэтажном доме на Большой Садовой улице (нынешняя Кирова) у женатого на цыганке небогатого купца Павла Кадмина родилась девочка. На следующий день её окрестили в стоящей напротив Мироносицкой церкви и нарекли необычным мелодичным именем — Евлалия.

Влаша росла особенным ребёнком — это был замкнутый, одинокий волчонок, сверкающий огненно-чёрными глазищами и не желающий сходиться ни с кем, даже с родными сёстрами. Она очень рано научилась читать и проводила всё свободное время в одиночестве за книгами.

Но, может быть, как раз благодаря этому девочка и стала любимицей отца. Вероятно, малограмотный купец интуитивно чувствовал, что Евлалию ждёт необычная судьба. Во всяком случае, он сделал всё, что мог: единственную из всех детей отправил на учёбу в одно из самых престижных заведений того времени — Елизаветинский институт благородных девиц.

Евлалию готовили к тому, чтобы провести остаток жизни в чужих домах, воспитывая дворянских детей. Нравы в этом институте царили настолько строгие, что даже окна, выходящие на улицу, замазывали мелом — чтобы ничего не отвлекало будущих гувернанток от изучения Закона божьего и иностранных языков.

Но незадолго до выпуска Судьба властно выдернула её из намеченной колеи, раз и навсегда определив траекторию последующей жизни. Она явилась в лице выдающегося пианиста, директора Московской консерватории Николая Рубинштейна. В институте периодически организовывали концерты, на которые приглашали знаменитых музыкантов, — это была своеобразная программа «Голос» XIX века.

Когда на одном из таких вечеров Николай Рубинштейн услышал пение юной воспитанницы, он сразу разгадал в ней талант. По его распоряжению Евлалию не только приняли в консерваторию, но и назначили стипендию, что было ей необходимо: незадолго до этого Павел Кадмин скончался, оставив семью практически без средств.

Наверное, впоследствии Евлалия вспоминала годы в консерватории как самое счастливое время своей жизни. Она считалась не просто одной из лучших учениц, но была всеобщей любимицей, центром общего восхищения.
Где это видано, чтобы профессора посвящали свои произведения ученицам! Пётр Ильич Чайковский преподнёс свой романс «Страшная минута» Евлалии Кадминой за дружеским ужином, а та, взяв поднос, положила на него нож и попросила лакея передать господину Чайковскому.

Очарованный бархатным, богатым меццо-сопрано Кадминой, Чайковский специально для неё пишет музыку к весенней сказке Александра Островского «Снегурочка». По его словам, Евлалия обладала редчайшей способностью эмоционально окрашивать звук, придавать богатые интонации тому, что исполняла.

— Евлалия, когда хотела, могла быть аристократичнее всех принцесс. А найдёт на неё неистовство — распустится хуже уличной девки, — писал о блистательной ученице консерватории театральный критик Александр Амфитеатров.
Увы, она категорически не ценила ни своего таланта, ни того щедрого подарка, который преподнесла ей Судьба.

После окончания в 1873 году консерватории с серебряной медалью Кадмина получает приглашение попробовать себя на сцене Большого театра. Первые же шаги на подмостках сделали Евлалию настоящей оперной дивой. Композиторы и импресарио ищут её расположения, наперебой предлагают произведения и контракты.

Публика восторженно рукоплещет. Её магическое меццо-сопрано, юная красота и колдовская цыганская натура покорили взыскательных зрителей. Толпы поклонников осыпают её цветами, поджидают после выступления.

Только всё это Евлалию не радует. Она хочет чего-то большего, но чего — и сама не знает. Душа рвётся куда-то, но и в толпе поклонников она чувствует себя такой же непонятой и одинокой, как и в детстве. Кадмина скандалит, обижается по пустякам, капризничает. Ни с кем не может ужиться и сама прекрасно понимает несносность своего характера. В одной из официальных бумаг даже так и подписывается: «сумасшедшая Евлалия». Не удовлетворившись работой в Большом театре, в 1875 году Кадмина принимает приглашение работать в Мариинском театре в Санкт-Петербурге. Однако столичная публика оказалась более придирчивой, встретила её скептически, как и принято встречать московскую «провинциалку».

Такой приём оказался холодным душем для привыкшей купаться в лучах всеобщего восхищения Евлалии. В феврале 1876 года она решает вернуться в Москву, но вскоре убеждается в том, что в одну реку и правда нельзя войти дважды. В итоге тайно уезжает, фактически сбегает в главную страну оперного искусства — в Италию.

Кадмина поёт в Неаполе, Турине, Флоренции и даже в Милане, и всюду ей неизменно сопутствует оглушительный успех. Один из современников, увидевший Кадмину в Италии, описывал её таким образом: «За русской красавицей, которая чернее и огненнее итальянок, бегают восхищённые взоры».

Однако и здесь она не может спастись от самой себя и испытывает то же сжигающее её изнутри одиночество. В какой-то момент Кадмина понимает, что Италия — как бы восторженно её здесь ни принимали — это карьерный тупик, ловушка, в которую её загнали жизненная неопытность и амбиции.

Дважды Евлалия пытается покончить с собой: бросается в реку, но полицейские её вытаскивают невредимой, пьёт яд, но сильный организм справляется. На нервной почве заболевает, и тут на помощь оперной диве приходит молодой доктор Эрнесто Фалькони, которому удаётся излечить не только её тело, но и душу, — к сожалению, ненадолго.

Молодой итальянец делает Евлалии предложение, и она его принимает. Любила ли девушка его Вряд ли. Вероятнее всего, она просто увидела в добром итальянце спасение от своего мучительного одиночества. Но итальянский период неизбежно подходит к своему логическому завершению. Кадмину всё сильнее тянет на родину, но возвращаться туда, где у неё уже был оглушительный триумф, она не хочет. И тут приходит приглашение от антрепренёра Киевского оперного театра, Евлалия его принимает.

В Киеве её успех предсказуемо оглушителен: на премьере оперы «Аида» в Киевском оперном театре занавес поднимают на бис 15 (!) раз. Но после Мариинского и Большого это уже явный карьерный спад, и его последствия не замедлили проявиться.

Атмосфера театрального Киева оказалась насквозь местечковой: душной, мелкой и подлой. Театральная публика разделена на фанатов той или иной оперной дивы, и приезд новой «конкурентки» она встречает в штыки. Евлалию начинают всячески травить: на концертах её освистывают, заказывают у продажных журналистов пасквильные стишки.

Всё это болезненно самолюбивая Кадмина переживала очень тяжело. А тут начался разлад в семейной жизни. Итальянскому мужу было некомфортно в чужом для него Киеве, к тому же он сильно ревновал жену (а чего он хотел, женившись на оперной певице). В конечном итоге супруги со скандалом расстаются, и Эрнесто возвращается на родину.

В Италии Кадмина не только не жалела своего голоса, но и всячески испытывала его на прочность. Она поёт целые партии не только в своём природном меццо-со­прано, но и в более высоком сопрано. Опасные эксперименты не прошли бесследно, и певица с ужасом осознаёт, что начинает терять голос. Казалось бы, карьера примадонны кончена. Но Судьба благоволит к ней и даёт второй шанс.

Харьковский театр предлагает Кадминой попробовать себя на драматической сцене. Она принимает приглашение. Первая роль — Офелия в шекспировском «Гамлете» — приносит ей оглушительный успех. Зачарованный талантом зритель, затаив дыхание, ловит каждое слово, каждый жест. Аплодисменты не смолкают. По требованию публики занавес открывают снова и снова…

В Харькове у Евлалии появляется любовник — молодой щёголь-офицер из обедневших дворян. Однако эта связь не даёт счастья ни ему, ни ей. Удовлетворив своё тщеславие и похваставшись амурной победой перед товарищами, вскоре он бросает несчастную и одинокую актрису ради богатой невесты.

До нас дошли детские воспоминания одного из современников: «Каждый день она приходит к нам. Ласкает нас, детей. Молчалива. Глаза под длинными чёрными ресницами задумчивы. Глаза с поволокой. Говорит своим низким голосом медленно. Никогда не шутит. Никаких разговоров о театральных дрязгах, никакой мишуры. Она на сцене уже владычица, кумир, — а как скромно её гладкое чёрное платье, облегающее плотно её классическую красивую фигуру. Весь наш дом её обожает…».

4 ноября 1881 года в Харьковском театре ставят пьесу Александра Островского «Василиса Мелентьева». Актриса, как всегда, играет страстно, неистово. Атмосфера в зале накалена до предела. И вдруг среди зрителей Кадмина видит своего бывшего любовника с невестой.

Что это Вызов Издёвка Насмешка Месть Кадмина в ярости, план мести тут же рождается в её голове. В антракте Кадмина нашла в уборной коробок спичек, отломила фосфорные головки, залила их чаем и выпила эту смесь.

Прозвенел звонок, актриса вышла на сцену и даже начала играть, но к ужасу первых рядов, вдруг смертельно побледнела и упала без сознания. Занавес закрыли, спектакль, конечно, прекратили. Доктора ничего не смогли сделать. Актриса умерла через шесть дней в страшных муках. Ей только исполнилось 28 лет.

(Из письма Чайковского в ноябре 1881 года):

«О смерти Кадминой я узнал уже в Киеве из газет. Скажу вам, что это известие меня страшно огорчило, ибо жаль талантливой, красивой, молодой женщины, но удивлен я не был. Я хорошо знал эту странную, беспокойную, болезненно самолюбивую натуру, и мне всегда казалось, что она добром не кончит».

Высокая, несколько широкоплечая, но хорошо сложённая. Лицо смуглое, глаза чёрные, под густыми, почти сросшимися бровями. Нос прямой, слегка вздёрнутый. Тонкие губы с красивым, но резким изгибом. Громадная чёрная коса, тяжёлая даже на вид. Лицо задумчивое, почти суровое. Такой она вошла в вечность.

Она была вся страсть, вся — огонь и вся — противоречие. Мстительная и добрая, великодушная и злопамятная, она верила в судьбу и не верила в Бога, любила всё красивое, а о собственной красоте не заботилась, боялась смерти и сама же убила себя. Как говорил один из литераторов того времени Лев Куперник, это был пламень, который сам себя пожирал. Её трагический конец скрывался в её натуре.

Самоубийство актрисы на сцене вызвало целую волну откликов в русской литературе. Под влиянием трагической судьбы Евлалии Кадминой была написана повесть Ивана Тургенева «После смерти» («Клара ­Милич»), рассказы Александра Куприна «Последний дебют», Николая Лескова «Театральный характер», пьесы Алексея Суворина «Татьяна Репина» и её продолжение под тем же названием Антона Чехова, пьеса Соловцова-Фёдорова «Евлалия Радмина».

В наше время замечательная певица напрочь забыта. Её останки покоятся на 13-м городском кладбище Харькова. На могиле с неверной датой рождения стоит скромный полуразрушенный памятник с короткой надписью: «Евлалия Павловна Кадмина — знаменитая актриса».

Ваш комментарий