Недавно в автобусе видела двух характерных старушек. Одна – румяная и свежая, как скушанное крымское яблочко. (Это метафора Зощенко, и она все еще бодрит, хоть и приобрела в последнее время зловещий политический оттенок).

Румяная старушка нарядилась, как Кити Щербацкая на бал: во все розовое. Кремовая кофточка, курточка так вообще клубника со сливками, в ушах переливаются две нежно-розовые стеклянные капли. Сумочка и кеды (да, кеды!) выдержаны все в той же ультра-романтической гамме. Ее подруга представляла собой полную противоположность. Эдакий антирозовый, пресно-невзрачный антоним, в понурой длинной юбке и блеклом пенсионерском жакете. Серая бабушка сидела, повесив голову, а румяная отчитывала ее спелым, потрескавшимся контральто:
— Может, ты и маски не делаешь А губы почему не накрашены
— Да провалились, красить нечего, — неохотно реагировала серая.
— Так взяла и нарисовала бы помадой. Сколько раз я тебе говорила – губы у женщины должны быть сердечком!
Серая старушка в ответ саркастически сложила брови домиком.
— Признавайся, — наседала румяная. – Признавайся, ведь ты считаешь, что это нам не по возрасту, да Ты ведь думаешь, что мы слишком старые
Серая старушка кивнула.
— Так вот и не веди себя, как ребенок! – торжествующе воскликнула румяная. — На, скорей бери помаду!

Екатерина Фёдорова