Многие человеческие иллюзии поражают своей глупостью, но одна из самых нелепых — это идеализация детства.

Многие люди представляют детство этакой прекрасной и беззаботной волшебной страной, куда очень хотелось бы вернуться, но, ах как жаль, невозможно. Неужели у этих людей настолько плохо не только с логикой, но и с памятью?

Итак, что же на самом деле представляет собой детство — вполне нормальное детство обычного ребенка среднестатистических родителей?

1) Ребенок — абсолютно бесправное существо. От классического раба его положение отличается разве что тем, что его нельзя продать (но можно, к примеру, отправить на все лето в лагерь или к нелюбимым родственникам, не спрашивая согласия). Ребенок обязан беспрекословно подчиняться родителям, учителям, а по сути — вообще любому взрослому. Он должен спрашивать разрешения даже на то, чтобы просто пойти погулять, и любое действие может быть запрещено ему даже без объяснения причин. За него решают, что ему можно или нельзя читать или смотреть, когда ему ложиться спать. Взрослые говорят ребенку «ты» и могут как угодно ругать его и кричать на него, а ребенок должен говорить им «вы» и всегда, даже в ответ на ругань, оставаться вежливым и почтительным. В большинстве стран родители (а в некоторых — и учителя) имеют право на телесные наказания ребенка. Вдумайтесь: отец накричал на сына, отвесил ему подзатыльник, отобрал любимую игрушку и запретил выходить на улицу. Да это же целый букет статей уголовного кодекса — если бы на месте ребенка был взрослый! А применительно к ребенку — «нормальный воспитательный процесс».

2) Как и положено рабу, ребенок полностью бесправен и экономически. У него нет никакой собственности. Есть лишь вещи, милостиво предоставленные ему хозяевами, то есть родителями, но на самом деле они ему не принадлежат, ибо в любой момент могут быть отобраны в качестве наказания. И даже если ребенок зарабатывает на карманные расходы сам, это наверняка будет неинтересная и плохо оплачиваемая работа, на которую не согласится ни один взрослый. И опять-таки, эти деньги могут быть отобраны родителями, и ни один суд не защитит ребенка от подобного произвола.

3) Ребенок находится в постоянной опасности со стороны других детей. Возможно, этот пункт даже следовало поставить первым, ибо, за исключением мест заключения и призывной армии, в мире взрослых не существует коллективов, где процветал бы такой разнузданный, ничем не сдерживаемый, многообразный садизм, такая незаслуженная и беспощадная травля, как в коллективах детских. Издеваются и над младшими, и над сверстниками. Над умными — чаще, чем над дураками. Причем, если обращение взрослого в правоохранительные органы за защитой от побоев и оскорблений — это закономерный, одобряемый другими взрослыми акт, то ребенок, жалующийся на своих обидчиков, клеймится другими детьми как «ябеда» и травится с новой силой. При этом взрослые склонны недооценивать страдания ребенка. «Подумаешь, синяк в школе поставили! На то и мальчишки, чтоб драться. Вот мне через неделю квартальный отчет сдавать — вот ЭТО действительно проблема.»

4) Рабочий день ребенка длится не меньше, а нередко и больше, чем у взрослого. Отсидев пять-шесть уроков, он должен еще делать домашние задания почти по каждому из них. При этом взрослый волен выбирать себе работу, как в смысле профессии, так и в смысле условий труда, предлагаемых конкретными работодателями. Ребенок по своей воле, без санкции родителей, не может даже сменить школу. А если он ее и сменит — на новом месте будет все тот же набор обязательных предметов, без возможности выбрать те, которые ему интересны, и не тратить времени на те, что он терпеть не может. Правда, каникулы ребенка длиннее отпуска взрослого. Но и этими каникулами, как уже было отмечено, он часто не может свободно распоряжаться; его могут, например, заставить работать на дачном участке. (И «практика» в школе.)

5) Ребенок вовсе не свободен от страхов и тревог взрослого мира. Дети достаточно рано узнают, что все, и они тоже, смертны, что существуют войны, тяжелые болезни, несчастные случаи, что в квартиру могут забраться грабители, что папу и маму могут уволить с работы и т.д. и т.п. При этом, если взрослый хотя бы от части этих напастей может защититься сам, что придает ему уверенности, то ребенок может лишь надеяться, что с ним этого не случиться или что его защитят другие.

6) Помимо реальных страхов, детей — если и не всех, то абсолютное большинство — терзают страхи придуманные. Буки под кроватью, чудовища в шкафу, колдуны и привидения и весь прочий пантеон, создаваемый как самими детьми, так и добрыми взрослыми, которые не задумываются о том, какие последствия для доверчивой детской психики имеют рассказываемые ими сказки. И не надо винить во всем американские ужастики — русские народные сказки с кощеями и бабами-ягами, да и сказки других народов, если вдуматься в их содержание, пострашнее многих современных триллеров. А ведь мистический ужас хуже страха перед чем-то реальным, понятным и осязаемым. Тут можно еще добавить страхи, столь же иррациональные по сути, но при этом не привлекающие мистические сущности: «а вдруг мама забудет меня забрать после работы», «а вдруг меня подменили в роддоме» и т.п.