«Безответственные Жертвы» и «Авторы жизни»

Есть одна особенность, которую я регулярно замечаю, когда на глаза попадаются статьи про «психологию жертвы» или когда в разговорах затрагивается эта тема. Особенность заключается в том, что о «жертвах» говорят так, как будто они к нам самим отношения не имеют. Ну, вот, живут какие-то малоприятные жертвы вокруг нас, и так и норовят сесть нам, самостоятельным и самодостаточным людям, на шею. А мы не такие, нет. И никогда такими не были. А если были, то давно перестали. Мы этих «жертв» решительно осуждаем и напоминаем о том, что жить надо своим умом, взять ответственность в свои руки и вообще, всё в этом мире зависит от нас. Мы — это Авторы жизни (Здоровые личности, Ответственные люди и т. д.). Авторы жизни — это такие замечательные люди, которые не испытывают унижения, обиды, возмущения, стыда, вины, бессилия, беспомощности и отчаяния. Это же всё чувства Жертвы. А если есть такие переживания, то постараемся искоренить в себе эти нехорошие чувства. В общем, рецепт прост: не веди себя как жертва, и всё будет хорошо. Правда, странно, что «Авторы жизни» немалое количество времени посвящают тому, чтобы пнуть Жертв — например, оставив под каким-нибудь жалобным постом в Сети комментарий в стиле «возьмите себя в руки!». Мне всегда вот казалось, что авторам собственных жизней есть дело до своих жизней, а не до того, как своими жизнями распоряжаются другие люди.

При этом, что любопытно, внятное определение того, что же значит «жертвенное поведение» в психологическом смысле, найти очень трудно. В статьях на эту тематику чаще встречаются пространные описания черт, присущих жертве, причем в тот список иногда включается всё, что не нравится автору. Иными словами, на жертву может проецироваться весь тот негатив, который автор не желает видеть в себе. Это закономерно: отсутствие ясного определения прямо-таки провоцирует на подобную свалку проекций.

Разумеется, не везде так, но тенденцию к превращению слова «жертва» в негативный ярлык, в пятно стыда на репутации, от которой долго придется отмываться (доказывая самому же себе, что «я не такой/такая!») я замечаю. И тогда, когда обнаруживаешь в себе явные черты «жертвенного» поведения, начинаешь испытывать стыд и желание его замаскировать — в том числе и от самого себя — а не разбираться с тем, что происходит и как с этим быть. Например, «хороший» вариант не быть жертвой — начать клеймить жертв направо и налево, рассказывать им, что они во всем виноваты, убогие. Ну, или другой вариант — погрузиться в безбрежное чувство вины, которое ошибочно принимается за ту самую ответственность («да, это я довел/довела себя до такого, так мне и надо»), отчего все попытки выбраться-таки из ямы благополучно завершаются.

И всё-таки, если не уходить в долгие описания этих «нехороших» людей, то что значит «быть жертвой» При всём разнообразии определений «жертвы», можно найти одну общую особенность. Жертва — это человек, ощущающий себя объектом воздействия со стороны вредоносных и более могущественных сил, чем он сам. В роли этих сил может оказаться что угодно — Бог, обстоятельства, другие люди, животные, болезни. Даже погода. Жертва преступления, стихийных сил, произвола властей, домашнего насилия — всех их объединяет то, что они оказались/ощущают себя объектом действий неконтролируемых ими, могущественных сил. Общее для всех жертв, реальных или мнимых, следующее:

а) Ощущение бессилия (перед «более могущественными силами»);
б) Пассивная надежда на чужую помощь/милость/защиту.

До тех пор, пока мы активно принимаем участие в противостоянии этим силам или напрямую задействуем помощь других людей — наше поведение не жертвенно. Но в ряде случаев пассивная надежда на другого и признание своего бессилия оправданы и адекватны. Во всех антитеррористических брошюрках/плакатах можно узнать, что, оказавшись в заложниках, не нужно корчить из себя героев, а лучше подчиняться требованиям террористов и надеяться на помощь, признать, что в данный момент цена действия намного страшнее бездействия. Кроме того, в случаях насилия или угрозы такового многие люди цепенеют от ужаса, не в силах активно противостоять угрозе — и здесь мы имеем дело с автоматической реакцией, с бессилием и беспомощностью, не зависящей от сознательной воли человека. Так что множество требований к жертвам насилия («ты должна/должен был защищаться!») по сути своей неадекватны. Если можешь защищаться ты — не факт, что это может сделать другой, у него иная психика.

Но если говорить не про экстремальные ситуации, то практически в каждом из нас, если приглядеться, можно увидеть черты поведения, в которых ощущение своего бессилия сочетается с пассивной надеждой на чужое спасение. И чем активнее люди стараются этого не замечать, тем агрессивнее многие набрасываются на явных жертв с обвинениями и проклятиями за «отказ нести ответственность за свою жизнь». А если сейчас попробовать рассмотреть «жертву» в себе

Например, жертвенное поведение — когда вы жалуетесь на произвол начальства (та сама могущественная и враждебная сила), но ничего не делаете вообще— ни увольняетесь, ни говорите с начальством, ни примиряетесь с этой ситуацией (и перестаете жаловаться — а подлинное примирение это тоже выход из пассивного бессилия). Часто встречается такой феномен: человек не готов увольняться сам, но с радостью примет увольнение, и надеется на него, а иногда — даже косвенно провоцирует. Мне лично потребовалось 3 года, чтобы собраться с духом и самостоятельно уволиться из университета, где я работал. Причем, если бы меня сократили раньше — я бы с радостью приветствовал это сокращение. Чувствовал ли я себя в эти три года жертвой забюрократизированной системы образования Да, и не раз.

Или когда вы недовольны тем, что происходит в подъезде, в городе, в стране — и не делаете вообще ничего, говоря «а от нас ничего не зависит». Жильцы, недовольные мусором во дворе, но ждущие, когда придут те, «кому положено», и уберут — тоже жертвы, потому что не могут убрать что-либо сами, и ждут, что изменения должны произойти от ЖЭКа, например. Причем большинство даже не звонят в ЖЭК, и не пытаются заставить кого-нибудь из тех, «кто должен», выполнять обязанности. Просто ждут и ворчат.

Жалобы на плохих врачей, учителей и так далее без каких-либо выводов и действий, с надеждой, что «всё как-нибудь должно устроиться само или кем-то другим» — тоже жертвенное поведение. Или когда мы возлагаем на другого человека всю ответственность за наше самочувствие или эмоции — тоже.

Муж, обиженный на жену за то, что она не погладила ему рубашку, и не собирающийся ее гладить сам (приходя на работу в неглаженной) — тоже жертва. Жена здесь становится единственной силой, которая может погладить рубашку (абсурдно, конечно), и своим «бездействием» она наносит «ущерб» несчастному мужу. Взрослые люди, голодные, и ждущие, когда же их кто-нибудь накормит (опять-таки жена, мама/папа, теща/свекровь) — тоже жертвы, потому что ощущают себя бессильными что-то сделать для того, чтобы удовлетворить свое желание поесть, и ждут «защиты» от голода.

В общем, я знаю множество историй, в которых самые разные люди, включая и себя самого, оказывались в положении жертв. Эти ситуации неравноценны — история жертв домашнего насилия страшнее, и в них намного больше подлинного бессилия и беспомощности, паралича от ужаса и растерянности, чем в историях, где, например, взрослый мужчина катается по полу с криками «завяжи мне галстук!». Между двумя этими крайностями и располагается всё многообразие «жертвенного» поведения. И крайне странно выглядит, когда люди, неспособные — при всём желании — бросить курить или сбросить вес, бросаются осуждать женщин, неспособных бросить издевающихся над ними мужчин.

Важным маркером пребывания в состоянии жертвы, как я уже отмечал, является пассивное ожидание защиты/заботы/помощи от других людей. Они, другие, по умолчанию должны о нас заботиться, а если этого не делают — наносят нам ущерб, и оказываются той самой враждебной силой. Замечаете тупик этой ситуации Ты должен обо мне заботиться — ты этого не делаешь — я страдаю — только ты можешь прекратить страдание. Это зависимое поведение во всей красе, жертва по определению — зависима, а тот, от кого зависят, становится источником страдания, если делает что-то «не так». Забота по умолчанию означает, что мы вообще не просим о чем-то другого — он и так должен понимать, что к чему. Нет ничего зазорного в обращении к другому человеку с просьбой — но эта просьба, являясь актом самостоятельной заботы о себе, расшатывает (хоть и не разрушает) идею зависимости. А если просьба в жертвенно-зависимых отношениях все-таки звучит, то отказ в заботе (неважно, по какой причине) не принимается (ибо «должен» — и никто, кроме тебя, не может позаботиться).

И в этот момент в человеке парадоксальным образом смешиваются деятельность и пассивность (такая «чересполосица» как раз — самое распространенное явление среди людей, чистых «деятелей/авторов» и «жертв» практически нет). Если я жертва, которая не может напрямую о чем-либо просить или принимать отказ в заботе, то тогда я начинаю стремиться к власти над тем, кто, как мне кажется, имеет власть над моими чувствами и способен дать мне то, что я дать сам себе бессилен. Я становлюсь активным, деятельным — но эта деятельность направлена на контроль над другим. Злость, даже ярость, которые могли бы быть направлены на собственное продвижение, подавляются, сдавливаются, трансформируются на что-то более «безобидное» — и обрушиваются на другого. Но это происходит не по злому умыслу, не из особой «испорченности» — человек в таком состоянии попросту не видит другого выхода, он попал в своеобразный «тоннель реальности», в котором эти действия — разумны, оправданны и единственно возможны. Другие варианты просто не существуют.

Я, например, когда в студенческие годы страдал от неразделенной любви, всем своим видом показывал объекту своей страсти, как мне плохо и какой я несчастный. То есть пытался надавить на «нужные» струны души, чтобы девушка дала мне то, что я хочу. Послание очень простое: «мне плохо из-за того, что ты не отвечаешь взаимностью, и только ты можешь сделать мне хорошо». Знакомо В той или иной форме подобная манипуляция знакома каждому второму — а то и первому. «Я несчастен из-за тебя, и спасти меня можешь только ты!». У меня хватало ума не предъявлять это настолько открыто, ну, а у девушки хватило уважения к своим личным границам, чтобы на эту манипуляцию не поддаваться.

В общем, используется множество способов косвенного влияния на другого. Не из особой злобности (хотя злобы там — очень и очень много) — а из той бездны отчаяния и бессилия, котороя может не ощущаться на сознательном уровне, но широко раскинулась в глубинах психики. Через стыд, вину, страх. Чаще всего это две группы способов:

а) Пассивная агрессия (ирония, сарказм, бойкот, , постоянные обиды или возмущение, косвенные обвинения в стиле «а у Ивановых муж/жена заботится о своей жене/муже. Да я это так, просто говорю, чего ты так нервничаешь…»);
б) Усиление собственного страдания. Боль в голосе, страдание из-за того, что на нас не обратили внимание, нами пренебрегали и так далее. Как правило, в этом страдании есть сообщение другому, что «мне плохо» или более прямое «мне плохо из-за тебя», но нет прямого обращения «я нуждаюсь в тебе». В этом, кстати, специфика «жертвенного» поведения: я или вообще не сообщаю, что со мной, или сообщаю — но ничего не говорю о том, чего я хочу от другого. «Я не знаю, что со мной, но это точно из-за тебя» или «Я на тебя злюсь, ты должен с этим что-то сделать».

По факту это уже авторство — но не признаваемое и тщательно вытесняемое из сознания. В случае прямого насилия человек, оказавшийся в положении жертвы и остающийся в нем, ждет и надеется, что что-то изменится в том, кто осуществляет насилие. Или — как вариант — что он/она что-то изменит в себе, что приведет к изменению в поведении того, кто бьет и оскорбляет. В общем, функция защиты при любых раскладах делегируется другому — в том числе и источнику насилия/страдания. И происходит это совершенно бессознательно, в силу самых разных сложных, хитрозаплетенных движений нашей психики. При этом одним из главных «хитрозаплетений» является запрет на прямое выражение злости и на использование злости по назначению (защита/достижение). А запрет обусловлен тем, что тот человек, на которого злость направлена, ощущается как ЕДИНСТВЕННЫЙ, кто может помочь. Разве можно тут напасть на него, рискуя утратой!

При этом я прекрасно понимаю ту злость, которые испытвают люди, назначенные на роль «спасателей» — и сам нередко ее испытываю, потому что мало приятного в том, что утопающий пытается вцепиться в тебя и, по факту, топит, чтобы спастить самому. Если мы находимся в контакте с человеком, который всячески показывает нам, что это мы причиняем им боль и страдание, то трудно (а нередко и не нужно) ровно воспринимать эту пассивную агрессию — только если у вас абсолютно устойчивые личные границы, нет никакаих точек пересечения с этим человеком и 100%-но четкое осознание того, что жизнь другого человека — в его, а не в ваших руках. Когда получаеся отстранение — тогда получается не превращаться ни в злобного агрессора, желающего распять жертву, ни в спасателя, который согласен за счет собственного утопления выручить другого… . Ну, еще осознание своих былых или настоящих «жертвенных» точек, память о том , как сам пытался утопить другого, спасая себя — помогает сохранять устойчивость.

В общем, проведение жесткой границы между «хорошими» Авторами и «плохими» Жертвами вряд ли возможно. И суть не в том, чтобы ни в коем случае не оказываться в состоянии жертвы. Здорово было бы сказать себе: «всё, с этой секунды я автор, хозяин жизни!» — но так просто не бывает. Запрещая себе это состояние, мы запрещаем его обнаруживать в себе — а в силу ограниченности возможностей человека мы так или иначе, рано или поздно, обнаруживаем себя жертвой тех или иных обстоятельств или людей. Суть в том, чтобы, обнаружив в себе бессилии и пассивное ожидание спасения, признать это состояние — и начать искать пути выхода, опираясь на те переживания, которые дают нам энергию (и злость здесь не на последнем месте). И да, выход лежит через присвоения себе авторства того, что мы и так делали до этого, но корявым путем. Будучи Жертвами, мы очень сильны — просто наша сила уходит на попытку контролировать мир, а не брать из него что-то для себя. Мы выходим из состояния жертвы, когда обнаруживаем вокруг себя не вредоносные и враждебные силы, окружившие нас плотным кольцом, а большой мир, полный самых разных людей, и мы можем идти в этой толпе в том направлении, в каком хотим сами — и или люди расступаются, или мы сами гибко обходим их, или решительно прокладываем себе дорогу.

— Мы можем рискнуть что-то изменить в своей жизни, а не в чужой.
— Мы можем рискнуть что-то прямо выразить другому человеку, встретиться с его реакцией — и действовать исходя из его реакции, а не из надежды, что она когда-нибудь будет другой (если она нам не понравится).
— Мы можем попросить о помощи, утешении и заботе напрямую, и с готовностью принять отказ в этом, хотя это может быть больно. И действовать, исходя из этого отказа.
— Наконец, мы можем принять ситуацию, в которой находимся, и найти точки опоры в ней, а не предаваться бесконечной тоске о том, что хорошо там, где нас нет. Да, это возможно не везде и не всегда. Однако, как говорил В.Пелевин, «если ты оказался в темноте и видишь хотя бы самый слабый луч света, ты должен идти к нему, вместо того чтобы рассуждать, имеет смысл это делать или нет. Может, это действительно не имеет смысла. Но просто сидеть в темноте не имеет смысла в любом случае. Понимаешь, в чем разница».

Источник: