Чего не чувствует спасатель

Обострилась в окружении эта тема. Про то, как человек мощно отзывается на чужую боль, сильно вовлекается в «спасение». Теряет чувствительность к своим границам. Не ощущает, когда эта помощь и поддержка становятся истощающими для него самого. Требует от себя какого-то огромного по объёмам участия, иначе попадая в сильную вину…

Понятно, что есть большой спектр причин из личной и семейной истории. Но я вот про что замечу…

Когда я вовлекаюсь в спасательство — это мой поведенческий способ отыгрывания, который позволяет мне не соприкасаться со своими личными переживаниями.
Но триггер работает: где боль — там и я. Только не та, которая чувствует нужду и боль собственными фибрами души, а та, которая может только реагировать.
Весь объём вытесненных чувств вместо психической переработки отыгрывается в действиях, вроде направленных по отношению к боли другого человека.

Это позволяет мне приспособиться к боли внутри. Я ее не чувствую, но и совсем не реагировать не могу.

Пути всего три: психический, соматический или поведенческий.
Тут уж либо переживать боль, горе, страх про свою личную брошенность и нуждаемость, когда мне было больно и страшно.
Либо соматизировать, то есть болеть, не вынося психического процесса горевания.
Либо отыгрывать в поведении, находя повод отреагировать на чужое горе. Но тоже не психически, а присутствуя и что-то делая…

Спасатель — это бегающий от своей боли и уязвимости человек. Но не потому что дурак и не понимает. А потому что ему
страшно обнаружить свою потребность нуждаться, погребенную требованиями справляться. Причем страшно бессознательно и неосознаваемо. Чтобы не почувствовать невыносимую боль…

Юлия Пирумова