Гештальт-терапия — правило присутствия

Проводя небольшое исследование, посвященное факторам успешности психотерапии, я катамнестически опросил несколько пациентов, задавая вопрос: «Что на Вас оказало наибольшее позитивное влияние в процессе психотерапии» Эти факторы оказались следующими (дословно):
невмешательство терапевта, расширение взгляда, вера в психотерапевта, искреннее желание терапевта помочь, способность выслушать, внимательность, искренний интерес, переосознание, прочувствование, примирение с реальностью, отсутствие страха у терапевта, доверие, раскрытие себя.
На вопрос к группе психологов: «На кого это похоже» — группа ответила: «На бога». Что же делать в сессии со всем «дьявольским» в нас

Право ту нейтральности в психоанализе, позволяющему терапевту избежать «божественного и дьявольского», противостоит правило присутствия в гештальт-терапии.
Правило присутствия формулируется мной следующим образом:
«Я позволяю себе в контакте с клиентом быть не только психотерапевтом, но и человеком, имеющим право и любить и ненавидеть». Конечно, все мои чувства, мысли и переживания, возникающие в кабинете, я не пытаюсь открыть клиенту, но я имею право приоткрыть ему дверь в свой мир, пустить его к себе и посмотреть, что он будет там делать .

Пример

После года работы с пациенткой я в сотый раз услышал: «Доктор мне опять плохо». Моему терпению пришел конец, я опустил голову и глубоко задумался, после чего пациентка спросила: «Что с вами», — я ответил: «Мне грустно». И сколь велико было мое удивление, когда я увидел удовлетворенную, даже радостную улыбку на ее лице и услышал следующие слова: «Да не расстраивайтесь доктор, все будет хорошо». Я думаю, что это стереотипное поведение, которым она на протяжении жизни добивается внимания и поддержки, манипулируя симптомами, вызывая горечь и боль в других. Но это интерпретация не избавила меня от реальной грусти, но позволила проанализировать нам, как пациентка строит контакт, стремясь получить поддержку, а взамен получает одиночество.

Важной особенностью право та присутствия есть не игнорирование и подавление психотерапевтом своих характерологических особенностей и отношений, а осознавание и использование их на границе контакта.
Терапевт предъявляет пациенту свои человеческие реакции, как необходимую часть реального мира. Это позволяет пациенту увидеть себя через мир психотерапевта, что обозначается в гештальт-терапии как «интегрированная обратная связь». Если же психотерапевт пренебрежет этим, он создаст дистанцию и лишит сам себя возможности развития и изменения.

Я приведу ряд примеров интервенций в основе которых лежали мои собственные чувства. Эти реплики со слов пациентов явились наиболее запомнившимися в сессиях.

«Я не чувствую себя рядом с Вами мужчиной». «Я чувствую себя беспомощным и не знаю, что сейчас говорит ь». «Я злюсь на Вас, ведь я Вам сказал комплимент, а Вы отвернулись от меня и начали говорить что-то несущественное». «Сейчас я чувствую себя гордым и сильным, ведь ты такой слабый и неопытный». «Я тоже боюсь».

Я понимаю, что эти фразы могут оказаться всего лить контртрансферентными, то ест ь не соответствовать действительным отношениям или повторять мое прошлое (Гринсон Р. 1967). А возможно и нет. В этом и заключается вся парадоксальность «ответственности и спонтанности» психотерапевтического взаимодействия в гештальте. Если следовать хорошо известной истине, что лечит не метод, а личность психотерапевта, то именно гештальт-терапия позволяет и даже предписывает терапевту правилом присутствия предъявлять не только свои знания и умения, но и себя как личность на границе контакта. И тогда действительно гештальттерапия может стать гештальт-жизнью.

Автор: Владимир Филипенко
Источник: