Раздражая людей своим видом наружным…
Самым страшненьким был из рожденных котят,
И никем был не выбран, никем был не взят…
И пищанием своим раздражал даже кошку,
И решили хозяева выбросить крошку…
А он выжить сумел, не замерз, не подох,
Научился бороться, спасаться от блох…
Побеждать и сражаться в неравных боях,
Закаляясь, мудрея на этих страстях…
Поедая отбросы у мусорных свалок,
И скрываясь от криков и брошенных палок…
Им пугали родители шумных детей,
Шкурка цвет потеряла от снега, дождей,
Внешний вид заставлял возмущаться народ:
«До чего же ужасно-уродливый кот!»
Даже местные псы и собаки
Избегали участия в драке…
Он покорно терпел, ожидая прощенья,
Он причины не знал людской злобы и мщения,
Он бежал за детьми и выпрашивал ласку,
Терся лбом и мяукал, увидев колбаску…
Благодарно мурлыкал сердобольным старушкам,
Их размоченным в банках консервных горбушкам…
Как-то утром от криков проснулся весь дом,
Это было весной с этим бедным котом…
Он лежал на боку и мяукал от боли,
И вокруг была лужа от вытекшей крови…
Он хрипел, задыхался, пытался ползти,
К тем, кто мог бы помочь, к тем кто мог бы спасти…
И в глазах было столько страдания,
Умирая, он ждал сострадания…
Шерсти нежно коснулась рука человека…
(Как и раненый кот — человек был — калека)…
Замурлыкал, почувствовав рядом тепло —
Он привык быть ненужным и чувствовал зло…
А здесь трепетность и соучастие,
А здесь помощь, где боль и несчастье…
Человек, прижал к сердцу дрожащий клубок:
«Потерпи, милый котик! Я рядом, сынок!»
И укрыв его тельце мохнатым шарфом,
Осторожно понес по дорожке за дом…
Это утро застыло у многих в глазах,
До сих пор вспоминают старушки в слезах,
Как их добрый сосед — сам больной, еле ходит, —
На прогулку кота необычного водит…
Кот-красавец! Какой-то, мол, редкой породы,
Что однажды его чуть не сбили уроды…
Такой умненький котик! И верный — на диво…
И на солнышке шкурка сияет красиво!
Никуда не уходит от ног инвалида,
Умиление такое от этого вида!
И привязанность, преданность на загляденье,
Ну не котик, а прелесть! Вознаграждение…
Марина Бойкова
