Мир красоты
Поэтический талант Арсения Тарковского (1907 — 1989) современники разглядели довольно рано, еще на Литературных курсах он получал стипендию Фонда помощи начинающим писателям, которая помогала существовать ему и его семье. Несколько лет поэт работал корреспондентом в газете «Гудок», где публиковал свои произведения, был инструктором по радиовещанию и, конечно же, занимался переводами. Он открыл для русскоязычных читателей многих грузинских и туркменских классиков.
Однако индивидуалисту Тарковскому было тесно в рамках чужих стихов, и он создавал свои шедевры даже в периоды, когда его отказывались печатать. Поэт мечтал о собственной книге. Мечта сбылась лишь в 1962-м, когда появился сборник стихотворений «Перед снегом». Примечательно, что в тот же год дебютировал и его сын Андрей, получивший гран-при Венецианского международного кинофестиваля за картину «Иваново детство».
Арсений Тарковский дружил со многими знаменитыми литераторами своего времени. Среди них были Анна Ахматова и Марина Цветаева, однако он не поддался чужому влиянию настолько, чтобы забыть собственный стиль. В его биографии была Великая Отечественная война, но в стихах она не стала главной темой, как в произведениях многих других поэтов-фронтовиков. В истории русской литературы Арсений Тарковский так и стоит особняком.
Вот несколько отрывков из его стихотворений:
Мерцая желтым язычком,
Свеча все больше оплывает,
Вот так и мы с тобой живем —
Душа горит и тело тает.
(«Свеча»)
На белом свете чуда нет,
Есть только ожиданье чуда.
На том и держится поэт,
Что эта жажда ниоткуда.
(Без названия)
Хорош ли праздник мой, малиновый иль серый,
Но всё мне кажется, что розы на окне,
И не признательность, а чувство полной меры
Бывает в этот день всегда присуще мне.
(«25 июня 1935»)
Когда тебе придется туго,
Найдешь и сто рублей и друга.
Себя найти куда трудней,
Чем друга или сто рублей.
(«Стань самим собой»)
Смерть никто, канцеляристка, дура,
Выжига, обшарканный подол,
У нее чертог — регистратура,
Канцелярский стул — ее престол.
(Без названия)
Мне стыдно руки жать льстецам,
Лжецам, ворам и подлецам,
Прощаясь, улыбаться им
И их любовницам дрянным,
В глаза бескровные смотреть
И слышать, как взывает медь,
Как нарастает за окном
Далекий марш, военный гром
И штык проходит за штыком.
(Без названия)
Я человек, я посредине мира,
За мною — мириады инфузорий,
Передо мною мириады звезд.
Я между ними лег во весь свой рост —
Два берега связующее море,
Два космоса соединивший мост.
(«Посредине мира»)
Предчувствиям не верю, и примет
Я не боюсь. Ни клеветы, ни яда
Я не бегу. На свете смерти нет.
Бессмертны все. Бессмертно все. Не надо
Бояться смерти ни в семнадцать лет,
Ни в семьдесят.
(«Жизнь, жизнь»)
Не надо мне числа: я был, и есмь, и буду,
Жизнь — чудо из чудес, и на колени чуду
Один, как сирота, я сам себя кладу,
Один, среди зеркал — в ограде отражений
Морей и городов, лучащихся в чаду.
И мать в слезах берет ребенка на колени.
(Без названия)
Власть от века есть у слова,
И уж если ты поэт
И когда пути другого
У тебя на свете нет,
Не описывай заране
Ни сражений, ни любви,
Опасайся предсказаний,
Смерти лучше не зови!
(«Слово»)