Чёрная вдова из Лудена

Интерес общественности к Мари Бенар и ее делу, длившемуся свыше десяти лет, был настолько велик, что о нём писали журналисты со всех концов света.

Драма подошла к концу лишь 12 декабря 1961 года, когда суд за недостаточностью улик оправдал Мари Бенар по обвинению в отравлении двенадцати человек. Окончательный ответ так и не был получен — действительно ли Мари Бенар является величайшей отравительницей 20-го века или все дело в неразгаданных пока еще тайнах природы

Конечно же, даже небольшой части тех странных происшествий вокруг Мари Бенар было вполне достаточно, чтобы заподозрить убийства путем отравления.

По всему своему облику эта женщина была типичным подобием большинства женщин французской провинции Вьенн, состоящей из деревень и городков, разбросанных имений, населенной мелкими крестьянами, арендаторами, ремесленниками: ниже среднего роста, с рано постаревшим лицом, покрытым несколько провинциальной косметикой, с бегающими глазками, спрятанными за круглыми стеклами очков, с тонкими губами.

Мари Бенар исполнилось пятьдесят три года, когда она, землевладелица, крупный рантье в городишке Луден, оказалась за решеткой. Толчок делу Мари Бенар, затянувшемуся на многие годы, дала обыкновенная сплетня. Пошла она от жены начальника почты мадам Пинту.

Когда 25 октября 1947 года после непродолжительной болезни скончался Леон Бенар, муж Мари, мадам Пинту сообщила одному из своих «друзей», будто Леон Бенар сказал ей незадолго до своей кончины, что его отравила жена. Это подозрение, по словам мадам Пинту, он высказал в тот момент, когда Мари Бенар провожала к выходу обоих лечащих врачей, а жена начальника почты осталась одна возле умирающего.

Она очень убедительно описала последние часы жизни Леона Бенара: его боль в желудке, рвоту, а также разговор между умирающим и ею.
Умирающий мужчина якобы ей признался: «Ох, что же она мне дала Мы собирались есть суп. Я увидел в моей тарелке что-то жидкое. Мари налила туда же суп. Я съел, и у меня тут же началась рвота».
Вскоре слова жены начальника почты стали известны в уголовной полиции города Пуатье. Там это сообщение попало в руки следственного судьи Пьера Роже. Он и инспекторы Сюртэ Ноке, Шомье и Норман дали такой ход делу Бенар, что оно потом не могло остановиться целых четырнадцать лет.

Мотив отравления ядом Леона Бенара нашелся быстро. Дело в том, что в хозяйстве Бенаров с мая 1947 года работал двадцатилетний немецкий военнопленный по фамилии Диц, которого все считали любовником Мари Бенар, несмотря на то, что он на тридцать лет был моложе хозяйки. Сначала это были слухи, но позднее появилась такая же версия полицейских, согласно которой одержимая похотью женщина устранила своего старого мужа, чтобы получить возможность беспрепятственно жить с молодым немцем.

Слухи подкреплялись поступками Мари Бенар, которая вскоре после смерти мужа совершила несколько длительных путешествий со своим слугой. Диц в мае 1948 года вернулся в Германию, но влюбленная женщина смогла добиться того, что вскоре он снова появился в Лудене. Кстати, когда началось следствие, Диц также был подвергнут пристрастному допросу. Немец держался стойко и отрицал всякую любовную связь с Мари Бенар. Его отпустили. Все, что делал Диц после этого, было хотя и объяснимо, но мало способствовало тому, чтобы рассеять тучи подозрений в убийстве, сгустившиеся над Мари Бенар. Он не стал ждать, пока в Луден прибудут его документы, находившиеся по случаю его возвращения во Францию в Париже, и пересек франко-немецкую границу, чтобы никогда более не возвращаться.

Следствие только набирало факты, чтобы подтвердить свою версию относительно смерти Леона Бенара, когда 16 января 1949 года умерла мать Мари Бенар, восьмидесятилетняя Мари-Луиза Девайо, с 1940 года проживавшая в доме Бенаров.

Смерть старой женщины стала той искрой, которая превратила тлевший до тех пор подспудно жар подозрений в настоящий пожар. Многие подтверждали то, что покойная осыпала дочь упреками из-за ее связи с немцем и предстоящего его возвращения. Инспектор Ноке поэтому заподозрил, что Мари Бенар после мужа умертвила и мать, чтобы дождаться молодого немца и беспрепятственно предаваться своей страсти.

Было решено извлечь из могилы на Луденском кладбище труп Леона Бенара и произвести его исследование на предмет обнаружения яда, что и было сделано. Вскоре после этого был эксгумирован и труп матери Мари Бенар. В теле Леона Бенара было обнаружено 39 миллиграммов мышьяка на килограмм веса тела, то есть такое количество, которое должно рассматриваться как доказательство отравления мышьяком, приведшего к смерти. Исследование привело также к обнаружению и в теле покойной матери мышьяка в количестве не менее 58 миллиграммов на килограмм веса, что столь же явно свидетельствовало об отравлении.
Чем дольше длилось следствие, тем больше открывалось прямо-таки каких-то мистических фактов: была установлена целая серия крайне подозрительных случаев смерти в семье Бенар, а также среди их соседей и друзей.

Прежде всего, это касалось первого мужа Мари Бенар Огюста Антиньи, умершего в 1927 году, как сочли тогда, от туберкулеза. Но после эксгумации Антиньи в его останках было обнаружено, хотя со времени захоронения прошло более 20 лет, целых 60 миллиграммов мышьяка на килограмм веса.

Через два года после смерти первого мужа Мари вновь вышла замуж, на этот раз за Леона Бенара. Она оказалась прекрасной хозяйкой, которую полюбили в новой семье, и неудивительно, что двоюродная бабушка ее мужа — вдова Луиза Леконт — в своем завещании назвала ее своей наследницей наряду с сестрой Бенара, после чего вскоре скончалась. Правда ей было уже за восемьдесят. О наличии у нее симптомов отравления мышьяком тогда ничего не говорили, но токсикологическая экспертиза останков покойной показала наличие 35 миллиграммов мышьяка на килограмм веса. Мари Бенар находилась у смертного одра Луизы Леконт, а до этого часто посылала ей вино.

Через два года после этого умерла бабушка Леона Бенара вдова Гуэн. Он был ее единственным наследником. Мари Бенар с мужем тоже посетили эту совсем старенькую женщину незадолго перед ее кончиной. Была назначена эксгумация и ее останков. Однако экспертиза показала столь мизерные следы мышьяка, что обвинение в убийстве было бы никак не оправдано.

Был эксгумирован и труп отца Мари Бенар — Пьера Девайо. В момент смерти отца Мари Бенар не было в родительском доме. Тем не менее анализ на яд показал наличие 30 миллиграммов мышьяка на килограмм веса покойного. Мари Бенар унаследовала усадьбу отца. В том же году умер еще один родственник — свекор Мари Бенар — Марселен Бенар. Мари не была возле больного в момент его смерти, однако в эксгумированных частях его трупа было обнаружено 38 миллиграммов мышьяка на килограмм веса. В результате этой смерти Бенары унаследовали более двухсот тысяч франков. Спустя едва несколько недель после кончины свекра пришла очередь свекрови. Приведшая к ее смерти болезнь длилась девять дней. Мари Бенар ухаживала за свекровью до последней минуты. После эксгумации трупа было обнаружено в нем 60 миллиграммов мышьяка на килограмм веса.

До следующий смерти в семье Бенар прошло всего несколько недель. На этот раз, сорокапятилетнюю сестру Леона, Люси Бенар нашли повесившейся в родительском доме. В ее останках было обнаружено 30 миллиграммов мышьяка на килограмм веса, что вызвало подозрение, что супружеская пара Бенаров инсценировала самоубийство родственницы.

Появилась версия, что Леон Бенар содействовал отравлению сперва своих родителей, а затем и своей сестры, а позднее сам пал жертвой своей одержимой жены-убийцы, когда мотивы убийства у, нее изменились, и она из убийцы ради наживы превратилась в убийцу на сексуальной почве.

Списку подозрительных случаев смерти, казалось, не было конца: сосед Бенаров шестидесятипятилетний кондитер Туссен Ривэ и немногим позже его жена; две пожилые кузины Леона Бенара — Полина и Виржиния Лаллерон, нашедшие приют в доме Бенаров. И в каждом случае при эксгумации трупов обнаруживались смертельные дозы мышьяка.
В ходе длившегося около двух лет расследования были испытаны все средства, способные побудить Мари Бенар к признанию. В камеру Мари подсаживали женщин-шпионов, но бдительное недоверие и упрямство арестованной (а может быть, ее невиновность) оберегали ее от опрометчивых высказываний.

Значительную часть присущей ей силы сопротивления Мари черпала из того факта, что ее защиту взял на себя один из известнейших парижских адвокатов. Благодаря постоянно росшему в стране интересу к этому делу внимание ведущих парижских адвокатов, постоянно ищущих сенсационные дела, оказалось привлеченным к женщине из провинции.
В Пуатье приехал сам Альбер Готра звезда адвокатуры, тогда уже шестидесятичетырехлетний кавалер ордена Почетного легиона.
Знаменитый адвокат, имевший славу непобедимого защитника, еще до своего визита к Мари Бенар решил, что этот необычный процесс ему упускать нельзя. Чтобы выиграть его, ему достаточно было посеять с помощью не раз уже испробованных им способов недоверие к данным токсикологической экспертизы.

И вот 20 февраля 1952 года во Дворце юстиции в Пуатье начался первый процесс по делу Бенар. Как и планировал Готра, вскоре суд предложил под давлением возникших сомнений назначить новых экспертов и поручить им провести заново все анализы на яд.

Слушания по делу Мари возобновились только 15 марта 1954 года после дополнительных исследований лучших парижских токсикологов.
«Наличие яда в покойниках, много его или мало, да или нет — что все это вообще значит — так начал адвокат Готра главную стадию своей атаки. — Ведь никто никогда не видел, чтобы в руках Мари Бенар был мышьяк, никто никогда не был очевидцем того, что она давала яд кому-либо из покойников. Эксперты обвинения утверждают, что яд мог попасть в организм потерпевших только из чужих рук. Но уже более ста лет токсикологи занимаются вопросом, растворяется ли в воде мышьяк, содержащийся в любой почве, и может ли он попасть в трупы умерших.
И более ста лет они отрицали эту возможность. Но отрицали они ее лишь потому, что во всех своих прежних исследованиях забывали, что почва представляет собой живой элемент, в котором разыгрываются миллионы процессов, о которых пока никто ничего толком не знает. Они отрицали данную возможность и применительно к покойникам из Лудена. В течение двух лет они давали дождевой воде просачиваться через луденскую почву и замеряли в ней количество мышьяка. Но они пренебрегали достижениями науки, которая как раз сейчас, как и .многие другие науки, достигла расцвета, той самой науки, развитие которой еще несколько лет назад считалось невозможным, а именно науки о физиологических процессах в почве.
Наверное, я первый, кто в этот исторический момент призывает представителей этой науки в зал суда в качестве свидетелей. Но я уверен, что в будущем ни один такого рода процесс не сможет обойтись без обращения к их знаниям. Я ходатайствую о допросе в суде господ Оливье, Лепентра, Кейлинга и Трюффера».

Показания токсикологов Оливье, Лепентра и Кейлинга о значении почвенных микробов для растворения содержащегося в земле мышьяка вызвали сенсацию. Как от всего нового, от них исходили некие чары, которым поддавались даже те наблюдатели и журналисты, которые с трудом могли, а то и вовсе не могли следить за научной дискуссией экспертов.

Представитель обвинения во второй раз столкнулся с сюрпризом, который поразил его как гром среди ясного неба, и в результате второй процесс пришел к тому же итогу, которым кончился первый, — к сомнениям и неуверенности.

Третья, и последняя, битва развернулась 17 ноября 1961 года, когда место свидетеля занял эксперт Трюффер. Сама Мари Бенар полностью отошла на задний план. Хотя речь шла в данном случае о ее судьбе, но в еще большей мере дело касалось основной проблемы токсикологии, проблемы исследования трупов, длительное время пролежавших в земле.

Свой отчет Трюффер закончил заявлением, что прежние ошибочные представления коренятся в недооценке огромного многообразия природных процессов. Ныне же, по его словам, микробиология в состоянии лучше разобраться в этом многообразии, даже если она все еще сталкивается со множеством кажущихся отклонений от общего правила. Объяснять их — задача будущего.

«В таком случае, — сказал Трюффер, — все мы должны признаться, что стоим перед еще не изведанным миром, когда речь идет о действии мышьяка под землей и внутри трупов». Далее он сказал, что, по его убеждению, токсикология больше не вправе исходить из существовавших до сих пор принципов при решении вопроса о том, мог мышьяк проникнуть в труп из почвы или не мог. Токсикологи должны признать, что они достигли той границы, которую обязаны не нарушать до тех пор, пока получше не узнают то, что лежит по другую ее сторону.
А поскольку нет абсолютно точных объяснений происхождения мышьяка в том или ином случае, то нельзя безоговорочно отрицать возможность, пусть даже самую минимальную, невиновности подсудимой, независимо от того, что можно думать о ней как о личности.

Готра, ловивший каждое слово с напряженным вниманием, вскочил и воскликнул: «Вот и конец делу Бенар!..»

Государственный обвинитель знал, что дает лишь арьергардный бой, когда с горечью прокричал Готра: «У вас удивительное свойство все истолковывать по-своему! По мнению экспертов, как я слышу, существуют различные возможности. А вы хотите из этого добиться вывода в пользу подсудимой, дескать только одна возможность, а именно растворимость мышьяка, является правилом. Но точно так же можно счесть, что правилом является обратное, то есть невозможность проникновения мышьяка в организм после смерти потерпевшего».

Торжествующий Готра бросил ему на это: «Да, но какая из обеих возможностей правильна, этого вы не знаете. Вы и ваши эксперты не в состоянии внести необходимую ясность в объяснение феномена. Вы должны в данный момент признать, что вам невозможно далее поддерживать ваше обвинение».

Таким образом закончилось это сенсационное дело «черной вдовы из Лудена», прозванной так журналистами за столь чудовищные, но так и не доказанные преступления.