Совсем недавно я была у себя на родине. Около родителей. То с мамой, то с папой. И как вы понимаете, даже там, на отдыхе, ни мозги уже не выключить, ни чувствительность не вырубить. Все равно я рефлексирую и отслеживаю, чего же такое внутри меня происходи

А раньше я уже писала, что пошла на курс по терапии нарушения привязанности к Анне Забелоцкой из МГИ. И получается, что волей-неволей мой фокус внимания находится в этих самых вопросах привязанности. Я невольно вспоминаю, как она формировалась и постоянно думаю, а чего у меня вообще внутри с этой самой привязанностью. И там обнаруживается такой пипец, дорогие товарищи, что пустыня Сахара кажется просто оазисом, полным жизни, щедрым и богатым.

Теперь я знаю, какой истинной пустыней могут быть наши внутренние миры. Они сквозят холодом и слепотой. Вместо внутреннего мира, полного объектов и отражающих глаз, внутри человека может быть только он сам. Ненужный. Одинокий. Отвергнутый. И самое удивительное, что ко всему этому мы искренне можем не испытывать вообще никаких чувств! Представляете

Наши защиты — как семь печатей, как писала Ксения Канская, спасающие нас от горя и боли по потерянному когда-то объекту. Вся проблема в том, что до некоторого времени эта внутренняя пустота и мертвенный холод не являются вообще проблемой. Я не чувствовала ужаса. Не грустила. Не переживала. «Ну вот так…». Не было повода ни для грусти, ни тем более для горя…

Мое путешествие к родным сломало несколько моих внутренних печатей. Горе и печаль стало доступными. А значит, я постепенно признаю утрату. Признаю свои потребности, связанные с объектом.
Видимо, от концентрации воспоминаний и свежего воздуха мне стал доступным уровень слез об огромных потерях маленького человека, каким я когда-то была. А ведь ещё совсем недавно я не чувствовала в этом месте совсем ничего. Это тот случай, когда тяжесть переживания гораздо ценнее бесчувственности…

Юлия Пирумова