Мир красоты
Человек, страдающий от одиночества, никогда не остается один. Даже в пустом доме на окраине вселенной он не перестает слышать голоса. «Мир опасен и ужасен, никому не открывай дверь, пока мы не вернемся». «Тебе не идет прямой пробор, он удлинняет нос». » Как ты, такой умный, можешь дружить с ЭТИМИ!». «Только орбит сделает ваши зубы белее!»
В этом хоре может звучать кто угодно. Не хватает лишь одного голоса — собственного. И если он не звучит достаточно долго, то просто забываешь, каков он. И начинаешь принимать многоголосье в голове за собственные мысли.
Эти голоса говорят тебе, каким ты должен быть и что для этого делать. Эти голоса гадливо убеждают тебя, что ты сам по себе ничего не значишь. Что существовать ты имеешь право лишь для кого-то. И даже для кого-то ты не можешь существовать просто так — лишь таким, каким тебя хотят видеть.
И можно выбрать один голос. Который звучит наиболее авторитетно. И начать лепить себя по инструкции. Аккуратно заправлять в штаны рубашку и собственные желания. Натирать до блеска обувь и будущее . И после каждой еды чистить зубы и карму. И быть счастливым. Пока тот, чей голос звучит, тобой доволен.
Только он редко бывает доволен. Ему никогда не бывает достаточно. Он обязательно в самый неподходящий момент обнаружит петрушку между зубами, стоптанный не под тем углом каблук или нагло выпирающее из штанов влечение. Он станет ледяным и укажет на каждый промах, не пропустив ни одной детали. И пообещает покинуть тебя навсегда, если ты не будешь стараться.
И ты будешь стараться, стараться, стараться, стараться, стараться, стараться, стараться, стараться, и однажды наступит момент, когда стараться не останется больше сил. Когда будет хотеться только одного. Покоя. И все, кому нравились твои аккуратно заправленные рубашки тебя покинут. Потому что им нравились только твои заправленные рубашки.
Какое-то время голос, которому они тоже нравились, побудет рядом, чтобы убеждать тебя не дурить. И расчесаться. И выйти к людям. И не ставить на жизни крест. Но ты будешь лежать и рассматривать рисунок на обоях. И голос тоже, вздохнув, уйдет.
В наступившем молчании первое, что ты услышишь — это шорох секунд твоей собственной жизни. Некоторые принимают его за топот тараканов у себя в голове. Но ты точно знаешь, что это не они. Потому что вторым ощущением будет голод. Твой собственный голод, не тараканов. Или жажда. Или мурашки по спине от того, что затек бок от долгого лежания. Или захочется в туалет. Или заплакать. Ты по привычке спросишь у голоса — «можно». И в ответной тишине поймешь, что отныне решать за себя придется самостоятельно.
Это охренительно трудно поначалу — понимать, чего ты хочешь на самом деле. И еще труднее — разрешать себе этого хотеть. И просто невыносимо — выбирать из всех желаний, которые долго были под прессом и вот теперь вырвались наружу те, которые самые главные. Они сперва захлестнут и поглотят, и понять что-то про них можно будет только на ощупь. Выдергивая по одному и пробуя на вкус. Настоящие желания узнаются по привкусу счастья…
Только истинное одиночество может подарить настоящее желание близости. Настоящее Одиночество — это беседка, где ты ждешь того, кто придет к тебе по своей воле. Если ты позовешь. И тот, кто придет, волен уйти в любой момент.
Одиночество — это не тюремная камера, где ты заперт сам и жаждешь запереть тех, кто по неосторожности оказался рядом.
Быть счастливым в отношениях возможно только тогда, когда ты умеешь быть счастлив один. Так просто! Но так сложно, что мне, для того, чтобы это понять, нужна полная тишина в голове. Чтобы вспомнить, как звучит мой собственный голос.