…тогда ты стал внимательно смотреть на стариков и узнал, что тебя так пугает: им не спрятаться. По тебе не видно, сколько ты дней не спишь, чем ты болен и хороший ли ты человек: пока ты молод, ты анонимен, ты неуязвим, ты тратишь то, чему ещё не скоро у

К пятидесяти у тебя на лице проступает выражение, которым характеризуются все твои отношения с миром: ты понимаешь, что тётка в метро едет, брезгливо собрав губы не потому, что ей не нравится как ты одета, а потому что она даже спит с таким лицом: это её скринсейвер. Она была красивой когда-то, очевидно, и явно недолюбливала человечество: теперь это написано на ней так крупно, что напротив неё боязно садиться.

К шестидесяти пяти тело человека — его складки, осанка, мышечный тонус, фактура кожи — расскажут тебе подробно, что и как много оно пило и ело, чем болело, таскало ли тяжести, занималось ли спортом, и каким, и как долго, было ли любимо, любимо ли сейчас и даже есть ли у него дети; характером морщин, носогубных складок, горьких уголков губ, выражением глаз лицо скажет тебе, много ли выпало на долю его обладателя, часто ли он смеялся и бывал счастлив и к какому промежуточному итогу пришёл. Старики абсолютно проницаемы, им гораздо труднее солгать: по ним всё можно рассказать ещё до того, как они скажут первое слово.

Есть великие старики, и от них сияние; тело как будто истончается на них, и сквозь него шпарит горячий счастливый свет; есть старики тёмные и дурные, такие, как будто в их теле задохнулось всяческое биение, стремление, доброе намерение; есть старики усталые и пустые, как будто дух побыл в них, оставил и отправил дальше, как порожнюю тару; и это всегда — самый скорый и красноречивый ответ на вопрос, о чём они жили.

Как ты ответишь тогда на то, что спрашиваешь сейчас
О чём будет этот старик — о том, что Бог есть, и Он его атом, или о том, что всё было зря»

Вера Полозкова