Она выходила к гостям словно королева
Сорок лет назад 4 августа 1978 года покончила жизнь самоубийством Лиля Брик. В мае у себя на даче в Переделкино она сломала шейку бедра, и, потеряв возможность передвигаться и вести привычный образ жизни, стала тихо угасать.
С ней всегда были рядом близкие, однако она нашла момент, чтобы принять смертельную дозу нембутала. Согласно завещанию, ее пепел был развеян в поле под Звенигородом…
В 1970-х я видел Брик несколько раз в театре Сатиры – Лиля была поклонницей Татьяны Васильевой: на каждый ее спектакль она приносила корзину роз. С Брик Таню познакомил главреж театра Валентин Плучек, они часто вдвоем приходили к Лиле в гости.
Таня вспоминает:
— О, это была великая женщина. Я понимаю тех выдающихся мужчин, которые любили ее. Она была обаятельна, остроумна, независима в своих оценках, говорила то, что думала. Она никогда не работала в отличие от ее сестры, писательницы Эльзы Триоле, которая трудилась не покладая рук. Эльза просыпалась в 5 утра, выпивала стакан сока и начинала писать. А Лиля вставала не раньше 3 — 4 часов дня. На этой почве между сестрами всегда были раздоры. На груди у Лили висело кольцо, подаренное Маяковским, с ее монограммой «ЛЮБЛЮ» (Лиля Юрьевна Брик) Если к ней приходили без приглашения, она могла выставить незваных гостей за дверь. Допустим, жену Валентина Николаевича — Зинаиду Павловну — она в свой дом не приглашала. Но почему-то полюбила меня, и с Валентином Николаевичем мы приходили к ней в гости тайком от Зинаиды Павловны.
На Лиле Юрьевне надето платье в пол от Кардена, на руках — красный маникюр. Ярко-рыжие волосы, из которых она заплетала тоненькую косичку. Эту косичку венчал красный бантик. Если некому было сделать ей грим, то этот грим делала сама. Поскольку от возраста у нее дрожали руки, то получалось, что одна бровь летела вверх, другая была опущена. Зигзагом шел контур на губах. Но все это не имело никакого значения, потому что ее выход к гостям был похож на выезд королевы.
Она выезжала в гостиную на коляске. Или ее под руки выводили невероятной красоты молодые мужчины. Многие из них, как я понимаю, были геями. Лиля Юрьевна их очень любила, с ними было легко дружить. В гостиной всегда накрыт стол, на столе — заграничная еда. Даже сосиски у нее были заграничные, а в специальном термосе дожидалось теплое пюре. А я как назло всегда приходила голодная, и этот запах еды только возбуждал аппетит.
Не знаю, почему Лиля Юрьевна меня очень любила. Она бывала на каждом моем спектакле, особенно ей нравилось «Горе от ума», где я играла Софью. В конце спектакля от нее приносили корзину с цветами и ставили на сцену у моих ног. В этот момент я была готова провалиться сквозь землю. Ногой легонько подталкивала эту корзину к Андрюше Миронову, который играл Чацкого. И Лиля Юрьевна с характерной для нее искренностью спрашивала меня: «Танечка, почему каждый раз вы отодвигаете мои цветы Вам они не нравятся»
Однажды она мне сказала: «Танечка, вы не могли бы поменять ролями Андрея и Сашу Ширвиндта. Пусть Саша играет Чацкого — он красивый. Андрей не должен играть Чацкого. Скажите Плучеку, что вы не хотите так играть». Она была непосредственная и говорила то, что думала, для нее не существовало авторитетов.
Лиля Юрьевна давала мне уроки этикета и хорошего стиля. Например, говорила мне: «Танечка, очень неприлично носить шубу мехом вверх. Мех должен быть внутри». У нее я впервые увидела такую шубу — с виду как будто бы шелковый плащ, а когда его распахиваешь — внутри соболь…
Иногда она мне делала подарок. Чаще всего это были французские духи, названия которых я и не слышала. Ужасно неловко было их принимать, и я старалась улизнуть. Но тогда на улице меня догоняли ее пажи: «Таня, вы забыли подарок. Вернитесь, иначе Лилия Юрьевна обидится». В очередной раз, кроме духов, она вручила мне сверток. В этом свертке была длинная юбка, явно дизайнерская, необычная, изысканная. Я ее укоротила и еще долго носила, а потом отдала сестре. Такие красивые вещи вечны…
из интервью «КП».
